Дед притормозил возле переправы. Капкан на норку стоял на тридцать шагов дальше по берегу. Скинув панягу и натянувшее плечи ружьё, пошагал эти тридцать шагов налегке.
А и правда, много ли весит та полупустая паняга, в которой три белки, топор, да котелок. А словно крылья выросли, – так легко и свободно шагнулось, будто и не было той давешней смертной усталости.
Сразу за поворотом, на закрайке, на том самом береговом льду, – черновина.
– … ё – моё! Капканчик-то, сработал!
Выгнувшись дугой, упруго обвив капкан и спутавшийся потаск, норка деловито, но торопливо крошила зубы о непримиримую сталь капкана. Треск ломающихся зубов был отчётливо слышен в вечернем воздухе. Его не мог заглушить даже мелодичный звон струй.
Зверёк так хотел, так стремился жить, что неутомимо брыкаясь, катаясь и кувыркаясь, сумел выдернуть потаск, к которому и был привязан капкан. Перекидываясь, вырываясь, норка всё ближе подбиралась к краю льда.
Дед половчее перехватил посох и торопливо кинулся к добыче. Норка тоже заметила приближающуюся опасность, оскалилась остатками зубов.
Замахнувшись посохом, старик покатился по свежему льду, припорошенному снежком. Уже понимая, что он не удержится на краю, что съедет в воду по инерции, охотник, всё же долбил норку посохом. А подкатившись к краю, надломил ледок своей тяжестью и ухнул в ледяную купель, туда же увлекая и поверженную добычу.
Только оказавшись в воде, старик резко встал на ноги и сразу отметил, что намок лишь до пояса, ну, разве чуть выше.
– Бывало и хуже.… Не впервой…
Пытаясь сразу выбраться на лёд, дед сделал несколько неудачных попыток. Лёд был скользкий, – ухватиться не за что, а просто так выброситься не получалось. Старик огляделся и стал медленно продвигаться вдоль кромки льда против течения. Там сразу начиналась глубина. В другую сторону он и пробовать не стал, – там омут. И норка с капканом где-то в этом омуте скрылась, и посох уплыл.
Попытки раскачать и отломить лёд, результатов не принесли. Лёд был хоть и тонкий, но по-зимнему крепкий. Поворачиваясь во все стороны, выискивая хоть какой-то выход, старик понял, что теряет те драгоценные минуты, которые удерживают его от неминуемой гибели.
Не может человек безнаказанно находиться в ледяной воде. Отпущены, конечно, какие-то минуты, моменты, мгновенья, – для каждого они свои, но для всех есть предел. Есть!
– Колька! Коленька!
Понял дед, что надеяться больше не на кого. Только на чудо, да на верного друга. Хотя в данной ситуации, такой друг, как Колька, хоть он и верный, вряд ли подаст лапу помощи. А если и подаст, не удержит, не сможет вытянуть намокшего и уже не чувствующего ног, старика.
Старый кожух намок, раскис, и всё сильнее тянул своего хозяина в сторону омута.
Где-то совсем близко к горизонту упало невидимое солнце. Или уши заложило, или правда река перестала звенеть.