Ветка свисала низко. Хочешь – подними руку и рви листочки один за другим. Даже тянуться не надо. Листочки знали это и заранее дрожали от страха. Глупые, разве не видят, что ему лень? Кешка лежал под деревом, в стороне от детворы, слушал лес и удивлялся, что это у него выходит.
Было здорово ощущать, как у пня скребутся мыши, как зовут родителей голодные птенцы иволги и струится вдоль палисада, ограждающего лесное сельцо, невидимый в траве уж. Глазами Кешка не углядел бы его, даже если бы стоял в двух шагах… Стучали цепами ребята, девки мяли лён и пели песни, а слова в них были такие, что Маре следовало на месте испепелить охальниц своим колдовским взглядом.
Старая чародейка всё прекрасно слышала, но только улыбалась.
Надо же, он и это чуял!
Потому что её улыбка была похожа на урчание пригревшейся на печи кошки.
Где-то далеко, на периферии восприятия, шагал звериной тропой Блошка, шурша тихо, как ветерок по луговой траве, пока в спутанные рыжие вихры не бухнулся сверху с громким чириканьем Чмок, и тогда Блошка закричал на весь лес, смеясь и ругаясь одновременно.
Если постараться, можно учуять, как перебирают лапками-проволочками муравьи, как скользят по глади озера водомерки. Свои голоса, уловимые только внутренним слухом, были даже у солнечных зайчиков – листья трепетали, и зайчики с тихими смешками скакали по лицу. Эх, лежать бы так целыми днями, растворившись в лесной вселенной…
Локаторы Кешкиного суперслуха доставали пока недалеко. Ему говорили, что при ручье, в половине дневного перехода к северу, жили бобры. Но сколько Кешка ни старался, не сумел услышать ни ручья, ни бобров. И ветер, как назло, дул с востока.
Если поймать хороший ветер, можно долететь хоть до края земли – Мара не показывала ему этого трюка, он сам научился. Пользы от такого умения кот чихнул… То есть ни кота, ни даже оленя, несясь с верхоглядом-ветром, скорее всего не заметишь – если только гигантского лося. Но Кешке нравилось мчаться без руля и ветрил, теребить и спутывать кудри берёз, трепать еловые лапы, шелестеть мелкой пугливой листвой.
А вот такого ещё ни разу не было: по животу, под футболкой, просквозило холодком – промозглым каким-то, могильным. Стылые щупальца коснулись затылка, пробежали по шее, мазнули вдоль хребта… Кешка отпустил ветер и вывалился из райских кущ на бренную твердь обычного человеческого мира.
Детишки, Марины ученики, сидели или лежали, прилежно зажмурив глазёнки, с рассеянными улыбками на губах, и только двое пацанят тихонько перешёптывались и разглядывали что-то в траве – то ли большого жука, то ли крошечного мышонка.
Мара, привстав со своего пня, слепо хлопала глазами, как разбуженная сова. Встретилась с Кешкой взглядом и успокоилась.
– Всё, деточки мои, на сегодня хватит. Арлай, Дринка, Пушок, подойдите. Остальные бегите домой. Ты, – она тронула бурой ладонью русую головку, – разыщи Велета. Ты, – суковатые пальцы утонули в каштановых вихрах, – Шеруду. А ты, – прикосновение к чёрным кудряшам, – сбегай приведи Маниську. Пусть ждут возле моего