На другой же день, вернувшись с пасеки, Прыня подошёл к Кешке и еле слышно, глядя в землю, проговорил: "Маниську не трожь. Прибью". Кешка честно старался держаться от неё подальше. Но что делать, если она по пятам ходит? Не палкой же гнать! Девка-то добрая. Любопытная, как кошка. Всё расспрашивала, каково живётся на Той Стороне. Будто не понимала, что Прыня и её и Кешку одним махом в землю вгонит, если застукает.
Что интересно, была у лесных людей своя школа. Только учили в ней не грамоте. Сперва Кешка стеснялся, комплексовал, что попал в один садок с мальками, которым, по меркам нашего мира, и в первый класс ещё рановато, но потом оценил преимущества. Лежишь на травке, солнце греет веки, и так хорошо, что Марин скрипучий голос колыбельной кажется:
– Слушайте шелест крон, смотрите, как трепещут листочки, как они изгибаются от дуновения ветра, задевая друг дружку. А теперь закройте глаза и увидьте эти листочки внутри себя. Идите вместе с ветром от дерева к дереву, дальше и дальше. Слушайте птичий грай, различайте в нём сорочий стрёкот и соловьиную трель, посвист синицы и песню малиновки. Следуйте за голосами птиц, перелетайте с ними с ветки на ветку. Что в этих голосах – испуг, радость, голод? Услышьте зуд комарика над ухом, шуршание ежа в траве, слушайте, как ползёт букашка по стеблю остролиста. Слушайте лес…
Кешка честно слушал – и общий лесной шум баюкал его, качал на могучей звуковой волне, как на облаке, растворял в зелени, в солнце, в синеве неба, которое проглядывало сквозь ветви. Глаза закрывались, а гул-шорохи-крики вокруг были, как рокот двигателя, который нёс эту махину, этот лесной рой сквозь пространство и время.
Кто-нибудь из малолеток щипал Кешку за бок – Мара велела следить, чтобы он не спал. Бог знает, может, она и правда надеялась обучить его своей чуднóй премудрости или просто жалела недотёпу, заброшенного в чужой мир, одинокого, потерянного, замученного непривычно тяжёлой работой… Она называла себя ведьмой, рассуждала о предчувствиях и предвиденьях и об особом чутье-слухе, которое может развить в себе каждый. Чтобы преподать детям эту науку, она через день выползала из своей берлоги, ковыляла глубь леса, путаясь в зарослях пижмы и багульника, оступаясь на взгорках и ухабах, устраивалась на трухлявом пне и сливалась с ним в одно целое.
Вся изломанная, скорченная, одетая в бурое тряпьё, лицо морщинистое, жёсткое, как кора. Настоящая Баба Яга. Но детвора глядела ей в рот, старшие слушались без возражений. Прыню за то, что едва не пробил дыру в Кешкиной черепушке, Мара отправила помогать на пасеке,