Джиад глубоко вдохнула и выдохнула, глянула туда, где у дна снова металась между столбов яростная молния цвета старого серебра с едва заметным рыжим проблеском.
– А когда следующие гонки? – спросила она, не поворачиваясь к охранникам, не отрываясь взглядом от Арены, угрюмо нависшей над крошечной фигуркой, такой безрассудно нелепой, почти жалкой.
– Через полторы дюжины дней, – так же тяжело уронил Дару. – Девятые, последние.
– И он решил…
Решил, да. На Арену. Уже не пустую, а полную жадных глаз, следящих за каждым его движением. Глаз, помнящих другие гонки: кровавую муть в воде и мешанину тел… На Арену, к быстрой молчаливой смерти, выглядывающей из-за каждого столба, из оскаленной пасти собственного салту и других, плывущих впереди, рядом, позади…
Джиад затошнило от липкого холодного страха, хотя она никогда не отличалась особой боязливостью, да и сейчас вроде не с чего. Это не её дело… Рыжее хвостатое высочество хочет на Арену – пусть плывет. Но в памяти поднялся совсем другой страх: тугие порывы ветра в лицо, жесткая толстая веревка на поясе – и вторая, под ногами, ее конец теряется на другой стороне пропасти. А потом мастер-жрец подходит и молча отцепляет крюк запасной веревки с пояса. Все верно: даже упав, Джиад успеет схватиться за веревку под собой и добраться на руках – проверено не один раз. Она сможет, это точно! Нет никаких причин для страха, она десятки раз перебиралась через эту пропасть с запасной веревкой, нарочно соскальзывая, чтобы приучить разум не бояться, а тело и руки действовать быстро и спокойно. Она сможет…
Старый, давно пережитый и намертво убитый страх скалился, спрашивая: «А помнишь, как тебе было? Тебе, с детства воспитанной воином, умелой, гибкой, с железными от постоянных тренировок пальцами и запястьями, верящей в свою судьбу и милость Малкависа. Чего ты боялась? Помнишь, как ступала по проклятой веревке, едва дыша, а потом тебя долго рвало водой и желчью на другой стороне, на маленьком, только развернуться, уступе над пропастью? И когда ты шла обратно, голова кружилась от слабости – ничего не ела накануне, не смогла. Ты дошла, села на землю, и мастер-жрец положил тебе ладонь на плечо, и счастливее тебя не было человека в мире. Помнишь, каково играть втроем? Ты, твой страх и твоя смерть…»
Двое близнецов-охранников, похожих друг на друга, как две ладони, и все же