– А почему не сегодня?
Она снова проверила прочность каймура. Неужели не перекусит? Не должен, веревки просмолены на совесть.
– Сегодня? Надо бы Невиса спросить.
Джиад снова пожала печами. В ответ так и просилась какая-нибудь дерзость, но она понимала, что это играет обиженная недавним унижением гордость, потому проглотила большую часть просившегося на язык, уронив только:
– Неужели вы доросли до благоразумия, принц? Раньше вы бы спрашиваться не стали.
– А я и сейчас не стал бы, – обиженно буркнул рыжий, мгновенно попавшись в ловушку. – Если бы речь обо мне шла. А ты больна. Не хочу рисковать тобой.
Это было, как оплеуха от наставника, чтоб не задирала нос. Такого она не ожидала, но Алестару почему-то поверила сразу. И больше от растерянности уверила, что ей уже хорошо. Действительно хорошо! Это было почти правдой, её все еще познабливало, а день явно клонился к закату, но спальня-клетка так надоела, что она и полумертвой постаралась бы отсюда выбраться. Хоть ненадолго!
Алестар глянул недоверчиво, но взял каймур и отправился к клетке, где то замирал на одном месте, то метался малек. И верещал! Тонко, прерывисто то ли пищал, то ли свистел – у Джиад даже уши заложило.
– Я думала, рыбы молчат, – сказала она, глядя на перекошенное лицо принца, которому рыбеныш орал чуть ли не в самое ухо. – Как… рыбы!
– А разве они молчат? – в свою очередь удивился рыжий, пытаясь отловить скалящегося малька и не поплатиться рукой. – Это ты рыбьи косяки не слышала. Гул от них такой – море гудит. И салту поют, особенно в брачный период. Ох, зараза!
В воде расплывалась темная муть, рыбеныш свистнул с явным воодушевлением, предупреждая, что дешево свободу, а может и жизнь, не продаст. Дурачок…
– Я же его кормил! – возмутился Алестар с такой обидой, что Джиад невольно разобрал смех.
– Вы его зарезать хотели, – мстительно напомнила она, радуясь, что можно не говорить о неприятно тянущих внутри вещах вроде запечатления.
– Он не помнит! Он совсем мелкий был!
– Зато внимательный. Давайте вдвоем, что ли?
Но вместе загонять малька не пришлось. Едва Джиад подплыла к клетке, приподняв второй угол решетки, малек рванулся к ней, ткнулся в пальцы, спасаясь и явно жалуясь – Джиад только подивилась, сколько чувства слышалось в его визге. А будучи схваченным за хвост и водворенным в каймур, рыбеныш просто взвыл от непереносимого предательства!
– Сама свою заразу понесешь, – обиженный принц снова сунул в рот вытащенный оттуда для этих слов палец, хмуро глянул на Джиад и трепыхающийся каймур, из которого неслись истошные жалобы. – Тебя он, значит, признает!
– Я с ним играла, – усмехнулась Джиад. – Да и вспомните, вы сами сказали, что я салру сродни. Ну, идем? То есть плывем?
* * *
– Вот теперь я вижу, что вы