Принц Жорж и его семейство не говорили, конечно, по-русски ни слова… Но это было и не нужно… В эти дни, наоборот, русским, желавшим выйти в люди, приходилось садиться с указкой за немецкую грамоту и учиться мороковать на языке своих недавних врагов.
И действительно, многие из гвардии и из общества засели вдруг усердно за немецкий язык, бывший долго в большой моде в России и в общем употреблении, но за время Елизаветы попавший в опалу вместе с Биронами и Минихами. Теперь же, когда Миних, уже возвращенный из ссылки, был при дворе, а герцог Бирон ожидался также всякий день в столицу, немецкий язык снова, будто с ними вместе, ворочался как бы из нравственной ссылки. Старики повторяли зады и припоминали, что знавали за время царствования Анны Иоанновны, а молодежь вновь садилась за мудреную грамоту. Все вернувшиеся из русской армии, действовавшей против Пруссии и теперь отдыхавшей благодаря перемирию, имели огромное преимущество по службе в том, что понимали и могли говорить на языке принца Жоржа. Зато все отличившиеся в прошлой кампании и известные своею нелюбовью к Фридриху и пруссакам, – как бы ни говорили по-немецки, – были гонимы и притесняемы или прямо попадали в опалу.
Принц Жорж почти не знал своего племянника, русского государя, так как Петр Федорович был увезен в Россию еще ребенком. Петербург принц знал еще менее. Про Россию принц знал только, что она ужасно велика!.. Все русское принц понимал и судил со своей или, вернее сказать, с фридриховской точки зрения. За последнее время не только такие недалекие люди, как принц Жорж, но и более крепкие головы Германии жили в области политики умом короля прусского, будущего «Великого» в истории.
Между тем обстоятельства навязывали принцу, будучи при молодом государе-племяннике, отличавшемся непостоянством и неровностью характера, довольно видную роль и широкую деятельность.
Государь любил выслушивать мнение и советы дяди обо всем. И принцу волей-неволей приходилось во что бы то ни стало добывать себе свои мнения и советы и иметь их наготове.
Положение было мудреное. И вот тотчас по приезде судьба послала ему помощника и советника, уроженца Шлезвига, почти соотечественника, выехавшего еще юношей в эту неведомую варварскую Россию.
Государь назначил к нему офицера Фленсбурга как переводчика для сношений служебных и общественных. Принц вскоре сделал его своим адъютантом и незаметно, поневоле, попал вдруг в положение его ученика.
Умный, тонкий и образованный шлезвигский дворянин старинного, но обедневшего рода был прежде всего крайне честолюбив. Эта черта характера настолько преобладала в нем, что заставила его бросить когда-то отечество и ехать