Миры эти в общем и целом были едины в одном, оно же основное – Суета Сует во всех мирах была стержнем бытийности. Но то как проявлялась сия Святая Сущность Бытия, да—да, именно – Суета Свята и в ней смысл, было разным.
В первый раз, когда Разгуляйкин выпал из своего бытия в инобытие он не слабо так испугался, но любопытство одолело страх. Впрочем, боишься ты или нет, всё равно произвольно вернуться в свой мир не можешь и ничего не остаётся как смиренно осматриваться и гулять. Тогда же он и осознал своё имя – Разгуляйкин как – раз и гуляй—ка себе пока можешь.
Много тупых и острых миров пришлось увидеть, как забавных, так и омерзительных и каждый раз в конце пути понимал, что родная Суета приятней чужих.
Так как я не ахти какой рассказчик и не люблю особо описывать всю тягомотину мира/миров, поэтому предлагаю просто описать некоторые миры и их особенности, отличные от нашего привычного мира. Собственно, расскажу то, что мне рассказывал Разгуляйкин до того, как пропасть насовсем. А он всегда говорил лаконично и по сути, без лирики и сантиментов.
1
Первый мир, куда он выпал из своего, напялив свою «кляксовую» (с цветными кляксами) рубаху, выпив кофе и выкурив сигариллу в любимом уличном кафе (даже зимой тут пили кофе на улице), был мир с единой и единственной религией, устраивающей всех, в которой их Бохх1 требовал ото всех служения восьми страстям. Если в нашем мире со страстями борются постом и молитвами, службами да поклонами и прочими аскетическими подвигами (ничего иного в наших нормальных религиях и нет), преображая их в добродетели, то там, наоборот, если ты не вор, не прелюбодей, не гей/мужеложник/лесбиянка (то бишь блудник), не гордец, не тщеславец и т. д. и т.п., то таковых побивают камнями и труп скармливают собакам, из которых после делают тушёнку и едят в пост. В опчим – мытарь и фарисей в одном флаконе – бьют себя в грудь и вопиют: благодарю Тебя, Хоспади2, что я такой засранец и Ты принимаешь меня таким каков аз есмь говнюк и исправляться не собираюсь. Поэтому хочешь или нет, но грешить ты там обязан и по выходным также обязан исповедоваться в содеянных тобою лютых деяниях. Точнее, это не исповедь у них называется, а похвальба кто в какой страстишке и похотишке в будни преуспел более всего.
Разгуляйкин сперва обрадовался такой альтернативе и пустился во все тяжкие, но через пару часиков так вымотался, что завожделел поста и молитвы как никогда, но тем самым накликал на себя гнев Хосподень и его побили насмерть камнями и труп скормили собакам. Вернувшись домой, Разгулякин уже не пил кофе и не курил вообще, так ему это всё там настапиздело. Так он и стал святым в мире сём, но не ведал, что натворил, и ему было насрать на всё это на это.
2
Следующий мир (куда он свалился всё в той же рубахе, нацепив на воротник «бабочку» в форме натуральной бабочки Махаона, отчего он ржал перед зеркалом пока не выпал) был Кланом клонов-клоунов. Но его там тоже быстро убили, когда выяснилось, что он не клон Первого Клоуна и тем паче не клоун, ибо тут все друг дружку веселили как могли и с точки зрения Разгуляйкина веселить они не могли никак, а его приколы так никто и не понял. Не смешно, говорит, вы смеётесь и всё тут, хоть режьте. Вот и зарезали. И так при этом долго хохотали, что вернувшись домой Разгуляйкин перестал не только смеяться, но и улыбаться перестал, как и смотреться в зеркало тем паче. И стал ещё более свят. И даже не обратил на это ну никакошного вниманьица и не придал какого—либо значения сторицей.
3
Третий мир. Он начал уже догадываться, что рубаха каким—то образом действует на перемещения и стал частенько её надевать, чтоб выскочить куда—нить из скукотищи приевшести, но это не работало само по себе (или не так работало), требовались ещё какие—то действия. Но их не так было просто ни нащупать, ни вычислить. Даже соблазнился пару раз, заподозрив неладное, повторить действия с кофе—энд—сигариллами и даже с бабочкой—&—зеркалом, на свой страх и риск вернуться в миры где его уже подвергли ликвидации, чтобы