– Посмотри на это, – продолжал синьор Градениго и, порывшись в потайном ящике, вынул оттуда клочок бумаги, к которому был прилеплен кусочек воска. – Не можешь ли ты догадаться по оттиску, кому принадлежит печать?
Ювелир взял бумагу и поднес ее к свету; его горящие глаза тщательно изучали оттиск.
– Это выше мудрости сына Давида! – сказал он после долгого и, очевидно, бесплодного осмотра. – Здесь не что иное, как причудливая эмблема галантности, какие любят употреблять легкомысленные кавалеры Венеции, когда хотят обольстить слабый пол прекрасными словами и соблазнительными приманками.
– Это сердце, пронзенное стрелой амура, и девиз: «Думай о сердце, пронзенном любовью».
– И ничего больше, если мои глаза еще служат мне. Я не склонен думать, синьор, что за этими словами скрывается какой-либо иной тайный смысл!
– Может быть. Тебе не приходилось продавать драгоценности с этой эмблемой?
– Праведный Самуил! Мы сбываем их ежедневно, продаем христианам обоих полов и всех возрастов. Я не знаю эмблемы более распространенной, и выходит, что этот пустяк хорошо служит своей цели.
– Тот, кто воспользовался им, поступил достаточно хитро, скрыв свои тайные мысли под такой обычной маской! Я бы дал сто цехинов в награду тому, кто сумел бы выследить владельца этой печати.
Осия уже хотел было вернуть оттиск и сказать, что он не в силах определить владельца печати, но, услышав последние слова синьора Градениго, сразу изменил свое намерение. Через мгновение глаза его вооружились увеличительными стеклами, равными по силе микроскопу, и бумага с оттиском снова была поднесена к лампе.
– Я продал не очень ценный сердолик с такой эмблемой жене императорского посла, но, думая, что в этой покупке нет ничего, кроме женской прихоти, я не пометил камень. Один господин торговал у меня аметист с такой же надписью, но и этот я тоже не пометил… Ха! А ведь здесь, на оттиске, осталась отметинка, которая, очевидно, была сделана моей рукой!..
– Неужели ты нашел примету? О какой пометке ты говоришь?
– Ни о чем более, благородный сенатор, как о пятнышке на букве, которое не привлекло бы внимания легковерной дамы.
– И кому же ты продал эту печать?
Осия колебался, боясь испортить дело и потерять обещанную награду, назвав имя владельца печати слишком быстро.
– Если это так важно, синьор, – сказал он наконец, – то мне придется заглянуть в свои книги. В таком серьезном деле сенат не должен быть введен в заблуждение.
– Ты прав! Дело действительно серьезное, и награда – доказательство того, как высоко мы ценим эту услугу.
– Вы что-то говорили, благороднейший синьор, о ста цехинах, но, когда дело касается блага Венеции, такие пустяки меня не интересуют.
– Сто цехинов – это обещанная мною сумма.
– Я продал кольцо с печатью, на которой был тот же девиз, женщине, служащей у самого высокого лица из свиты папского нунция