Впрочем, ответа нет, это я так. Одна надежда теперь на домового. Емельяныч, может, чего по делу подскажет. Он немного зануден, особенно после моих родненьких Тишки и Мишки, но это можно потерпеть. Очень уж грамотный мужичок.
– А вы что-то знаете? – осторожно спросила я.
Краем глаза заметила, что медовое сияние, окутывавшее глиняную посуду и утварь, хоть чуток и поблекло, но не исчезло. Чувствовалось, что все говорливые предметы навострили невидимые ушки и готовы внимать рассказу домового.
– Кое-что, вестимо, знаю, – степенно сказал Емельяныч и присел рядышком на лавку. – Да только разве ж он слушал? Вот говоришь ему, Лелюшка, нельзя так. Не ходи! Ага, только кивнет, покачает головой, сверкнет очами своими огромными и – фьють! – умчался, что и ветер не догонит. Сама же знаешь.
Я невольно хмыкнула. Да, он такой. Поэтому мы с ним неплохо друг друга дополняли. Успевала сдерживать его порывы, кхм, душевные. А тут… не уследила.
– И вот недавно, – начал домовой, – этак с пару недель назад, пришёл к нам человек, Калина. Незнакомый, тёмный, со взглядом голодным и пустым. А на поясе его была костяная дудочка.
Услышав последнее, я насторожилась. Дудочка? Очень интересно. Прямо тут тебе паломничество бродячих сказитилей и музыкантов. Но вот по описанию немного странно. Вроде бы и похож на Дивислава и в то же время… не совсем он. Пусть тьмой и веет от него, только взгляд вовсе не голодный и не пустой.
А ещё внутри кольнуло, стало несколько неприятно. Наговаривают! И тут мысленно дала себе подзатыльник. Это ещё что за мысли? Не знаю его совсем, а уж защищаю его. Ну и ну, дожили.
– Представился Темнозаром, – тем временем продолжал Емельяныч, словно не видя моей задумчивости. – И вроде бы не со злом пришёл, только всё равно мы все переполошились. Не наш он, чужой.
Темнозар? Вот так имечко. Явно не из Полозовичей. Да и вряд ли в землях наших кому в голову придёт так ребёночка назвать. Издалека пришёл. Только вот откуда? Хороший вопрос.
– И чего же хотел? – осторожно уточнила я.
Емельяныч поковырял носком лаптя пол. Глубоко задумался, потом тяжко вздохнул.
– Вот, Калинушка, вовек бы не подумал, что такому могут понадобиться свадебные ковши-двоедушницы. Заказал Лелюшке, да сразу и заплатил, не стал ожидать выполнения работы.
Я ошарашено уставилась на домового. Ничего себе! Ковши-двоедушницы обычно делают в полторы мужских ладони. Одна ручка соединяет два глубоких черпачка. На свадьбе молодые одновременно пьют медовое вино. Обряд старый, объединяет двоих в одно целое, делая их семьёй. Две души сливались в одну и частично отдавали себя, превращаясь в милого духа-хранителя. Обычай мне нравился, как чудеснице. Не было в нём ничего такого, что бы отталкивало и наводило на нехорошие мысли. Мелочь… но суть в том, что обряд был исключительно нашим,