Алик, скорее от скуки, увязался провожать меня вместе с Юркой. «А может быть боится, что меня ограбят и утащат Успенского?» – глупостям иногда свойственно помимо воли появляться в мозгу, чтобы разбавить умные мысли. «Наверно, в мозгу есть какой-то участочек, который отвечает за это. Потому люди, как правило, и запоминают лучше матерные частушки, чем стихи Пушкина». Я невольно улыбнулся от этого «открытия».
Ленинская все еще жила растревоженным муравейником, хотя народу стало меньше, чем час назад. Зато Московская выглядела малолюдной, и только полупустые трамваи нарушали ночную тишину.
На перекрестке Московской и Степана Разина мы расстались.
Глава 6
Учеба. Латинский, препод Зыцерь и Цицерон. Дома у Зыцеря. Язык и культура басков. Переводы с английского. Зыцерь поощряет мои попытки писать прозу. Мила Корнеева. Флюиды любви.
Учеба в институте шла своим чередом, превратившись в обычную рутинную повседневность. Языки давались мне легко, и я уже к концу первого семестра понимал английскую речь, кое-как говорил, но взялся за Диккенса на английском, и читал, продираясь через трудный для чтения в оригинале язык, осваивая богатый лексикон писателя, постепенно проникаясь уважением к добру и человечности его героев и получая удовольствие от языка, пронизанного юмором романа «Домби и сын» с его протестом против бесчеловечности общества и любовью к простому, но честному и трудолюбивому человеку.
Я понимаю Толстого, когда он, предвкушая удовольствие от чтения Диккенса, говорил своим домашним: «Там он сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо. Он любит слабых и бедных и везде презирает богатых»…
Латинский