Иван Никифорович оказался невзрачным мужичком с остреньким носом и глубоко посаженными глазами. Рыжеватые волосы аккуратно зачёсаны на бок скрывая залысины. Взгляд жёсткий, смотрит так, словно он про тебя знает что-то тайное и ждёт когда же можно будет поймать собеседника на вранье. Видно не зря много лет кадровиком работает на автобазе вместе с мужем соседки.
Галя оробела, сидела потупившись, смущённо ковыряла вилкой салат. Клавдия с мужем старались во всю, Никифорович мужик важный, какое-никакое начальство. С таким лучше приятельствовать. Соседка то и дело выбегала на кухню, вроде как принести чего-то, пихала опьяневшего мужа в бок, мол пойдём, поможешь. Иван Никифорович подсел к Галине, уставился своими колючими глазками.
– Так ты значит, деревенская?
– С посёлка, под Кубинкой. – Пробормотала она.
– Это не далеко. – Протянул Иван Никифорович, закуривая папиросу.
– Да, электричкой, и автобусом маленько.
– А в Москву как попала?
– Дак, тётка давно здесь жила. Дом старый, барачный. Она мне говорит, пропишись ко мне и комнату большую дадут. Вот дали, тётка через год померла. А мы остались.
– Комната это что, отдельная то квартира лучше. Я вот сейчас тоже в комнате живу. Как с женой развёлся, пришлось разменяться. Но я так жить не люблю, мне надо что бы своё было, личное. Мне квартиру получить раз плюнуть, только одному не дадут, а вот если семья…
Галя вспыхнула, опустила голову. Сердце застучало, как сумасшедшее, про семью говорит просто так, или намекает?
– А вы что не кушаете, Иван Никифорович? – Как можно заботливей спросила она. – Может вам салатику положить, или колбаски хотите?
– Потом, давайте лучше выпьем, праздник всё же.
Галя вновь порозовела, взяла протянутую рюмку.
– Уж я немножко ради праздника, Иван Никифорович. А так, я строго с этим, баловства какого себе не позволяю. Всё больше по хозяйству, по дому, я ж мать.
– Ну ясное дело. Тяжело, небось, одной?
– Как не тяжело? Разве хорошо в одиночку ребёночка поднимать?
– Чего ж