Петр Алексеевич сидел рядом. На лице его была нескрываемая гордость. Хоть он и знал о сюрпризе заранее, да и слышал не раз, как Модя играл концерт на занятиях, сейчас он искренне восхищался сыном, не посрамившим фамилии Мусоргских.
Отзвучали последние аккорды. Едва заметная пауза сменилась бурными овациями. Хлопали долго, поздравляли Модю, родителей, благодарили за сюрприз. Потом просили сыграть еще и еще.
К концу вечера Модя переиграл все, что умел, а кое-что и по нескольку раз. Под конец он так устал, что попросил у матушки разрешения уйти и тут же. Получив его, удалился под всеобщие аплодисменты.
– Будет, будет из него толк, – восторженно проговорил Петр Алексеевич после того, как проводили последнего гостя. – Ты, голубушка, сделала, по-моему, просто что-то невозможное, фантастическое, – сказал он, обращаясь к Юлии Ивановне.
– Особенного ничего нет. Вон с Филаретом занимаюсь я столько же, а результата – никакого. У Моденьки способности, а может быть, даже талант.
– Да-да, это ему пригодится на военной службе.
– Все-таки на военной?
– Я не представляю себе, чтобы мои дети, мои сыновья, избрали себе другую карьеру. Все мы, весь наш род, служили царю и Отечеству на военном поприще. Другого я им и не желаю.
– Я не возражаю. Тем более что Моденька только и говорит о форме гвардейского офицера. Но и музыку бросать нельзя. А тут я ему более не помощница. Нужен хороший педагог, который бы развил и усовершенствовал его дарование.
– Согласен. Нужен настоящий наставник. Но где же его взять у нас, в глуши? Придется нам ехать в столицу. Тем более что и Филарету скоро уже тринадцать, а значит, пора поступать в Школу гвардейских подпрапорщиков. Будем собираться в Петербург.
Следующим летом все было готово к отъезду. Филарету исполнились положенные для зачисления в Школу тринадцать лет, да и знакомые в Петербурге договорились с известным преподавателем музыки Антоном Герке, что он будет давать уроки младшему сыну Мусоргских.
С августа 1849 года Модина судьба словно бы пошла по новому, еще загадочному и неизведанному, но привлекательному и многообещающему направлению.
Впереди был Санкт-Петербург – город, освященный деяниями и мыслью Великого Петра…
Новый учитель
Стук в дверь прервал тишину, властвовавшую в немного мрачной петербургской квартире. Юлия Ивановна, бросив вязанье, над которым провела последние два часа, чтобы занять время и поменьше волноваться, поспешила отворить.
В прихожую молча вошли Петр Алексеевич и Филарет.
– Что? Как? Не томите. Что у Филаретушки? Петр Алексеевич, как?
– Плохо. Провал…
Сквозь приоткрытую дверь из комнаты в прихожую смотрел Модест.