А настроение для гулянки было самым неподходящим. Голиков чувствовал себя виноватым, что бессилен помочь Гаврюшке, хотя именно ребенку отряд был обязан своим успехом. Наутро были назначены похороны Лаптева. А затем предстояло написать письма родителям и женам погибших. Вот уже три года, если умирали бойцы, Голиков извещал их близких только сам.
– Извините, что опоздали, – церемонно произнес Аркадий Петрович, входя в дом Анфисы, – Я только вернулся. Аграфена сказала, вы ждете нас ужинать…
– Да уж вторые сутки жду, – ответила, сдерживая смех, Анфиса. – Ужин едва не простыл.
Она снова была красива и оживленна, однако Голиков уже знал, какой душевный мрак умела она скрывать за своим оживлением, и уважительно пожал ей руку.
В комнате за приготовленным и еще не разоренным столом сидел высокий плотный мужчина с хищным крупным носом. Голова его густо поросла темным, негнущимся, коротко постриженным волосом. Чернотой отливали брови и даже гладко выбритые щеки. На Голикова с Аграфеной он взглянул спокойно, без видимого интереса.
– Знакомьтесь, – предложила своим гостям Анфиса.
– Вася, – отрекомендовался темноволосый и, не подымаясь, протянул Голикову через стол громадную лапищу. А затем, поколебавшись, добавил: – Кузнецов.
– Аркаша, – нарочито простецки назвался Голиков, отвечая на рукопожатие.
На Аграфену Кузнецов даже не взглянул.
– Присаживайтесь, гости дорогие, – певуче пригласила Анфиса, показывая на лавку, где сидел Вася.
Но Голиков с Аграфеной, не сговариваясь, сели на табуретки с противоположной стороны стола: Аграфена потому, что обиделась на невежу, а Голиков потому, что так было удобней наблюдать за Василием.
– Мой квартирант, подружка, трое суток не ел: такая у него служба, – сказала Аграфена. – Я ему пообещала, что ты его накормишь.
– Да уж как-нибудь накормлю, – фыркнула Анфиса.
Она была в отличном расположении духа. То ли из-за приезда Кузнецова, то ли из-за прихода Голикова, то ли потому, что свела их вместе.
– Что же вы не бережете свое драгоценное здоровье? – с укоризной спросил Кузнецов.
– Много работы, – уклончиво ответил Голиков. Он не имел понятия, кто такой Вася, и не спешил вступать с ним в беседу.
Анфиса выбежала из комнаты и вернулась с запретным, зеленого стекла штофом, виновато глядя на Голикова.
Аркадий Петрович притворился, что не заметил этого взгляда, а Кузнецов сразу оживился. Голиков, положив на тарелки женщинам соленой рыбки, взял изрядный кус и себе и начал есть с хлебом, наблюдая за Васей.
«Не робок, – отмечал он, – кое-что в жизни хлебнул. Держится уверенно. Только не пойму: эта уверенность от избытка физической силы или оттого, что кто-то за его спиной стоит? Скажем, Астанаев? Нет, если бы Вася служил Астанаеву, Анфиса