– Ты что же, смеешься над Реймондом? – с подозрением спросила Инесс.
– Да ни в жизнь.
– Однажды ему удалось продать рассказ, – заметила она.
– Конечно, помню! В каком журнале его напечатали? «Отчаянный гонщик»? Заплатили сорок баксов за рассказ о парне, которому удалось стырить тысячу колпаков для колесных дисков. Сочли, что человек пишет со знанием дела.
– Ну а ты сколько рассказов продал? – поинтересовалась мать.
– Да ни одного, потому как просто не писал, а причина, по которой не писал, ясна как день. Просто вовремя понял, что у меня нет таланта. И если мой младший брат поймет наконец, что и у него нет писательского таланта, то сможет сэкономить немало денег. А заодно убережет сотни людей от прочтения его белиберды.
– Жестокий ты человек, Леон.
– Нет, мама, просто честный. И если бы ты сама была честна с ним с самого начала, тогда, возможно, он перестал бы писать. Но нет. Ты читала его книжки и стихи, его короткие рассказы и говорила – это гениально. Ну и он стал писать все больше, более длинными словами, длинными предложениями, длиннющими абзацами и дошел до того, что нормальный человек не в силах ни черта понять в его писанине.
– Так, значит, это целиком моя вина?
– Нет. Не на все сто процентов.
– Это идет на пользу его здоровью.
– Я там был. И не понимаю, чем сочинительство может помочь.
– А он говорит, что помогает.
– Интересно, эти его книжки – они от руки написаны или напечатаны? – вдруг встрял Леон.
– Напечатаны, – ответил Бутч.
– И кто же их печатает?
– Он платит какому-то парню из тюремной библиотеки, – сказала Инесс. – По доллару за страничку, а в одной из книжек целых восемьсот страниц. Однако я ее прочла, всю, до последнего слова.
– И поняла до последнего слова? – спросил Бутч.
– Ну, большую часть. С помощью словаря. Господи, ума не приложу, где только мой мальчик находит эти слова.
– И еще Реймонд посылает свои книжки в Нью-Йорк – думает, там их опубликуют, верно? – не унимался Леон.
– Да, но их отправляют ему обратно, – сказала она. – Наверное, там тоже не все понимают.
– Так ты считаешь, эти люди из Нью-Йорка не способны понять, что он пишет? – спросил Леон.
– Никто не способен понять, что он пишет и что хочет сказать, – заметил Бутч. – И это беда Реймонда-прозаика, Реймонда-поэта и Реймонда – политического заключенного. А еще Реймонда – автора песен и Реймонда-адвоката. Ни один человек в здравом уме не способен понять, что хочет сказать Реймонд своими произведениями.
– Если я правильно понял, – начал Леон, – большая часть денег уходит у Реймонда на писательство и все, что с ним связано: на бумагу, марки, печатание, копирование, отправку в Нью-Йорк и так далее. Я прав, мама?
– Наверное.
– И весьма сомнительно, что эти так называемые стипендии тратятся на адвокатов, – добавил Леон.
– Очень