«Только этим и занят. Таков мой сыновий удел… И я мудел, мудел, мудел…»
«Ваня!»
«Напрашивалось. Извини».
«Откуда такая блажь?»
«Я же говорю, что напрашивалось».
«Я совсем не об этом, чучело…»
«Понял, манера такая. Ты же знаешь».
«Ну, хорошо. В смысле, ничего хорошего, что до манеры. Почему именно в эту клинику? Не ближний свет, кстати говоря. Сходил бы в психдиспансер, он рядом с домом. Или в кожно-венерологический. Тубдиспансер, наконец. Они вроде все кучно расположены. Бедам такое свойственно».
«Наконец… С такой проблемой в самом деле лучше в кожвен…»
«Так и знала. Какой же ты пошляк неотесанный. С матерью, однако, разговариваешь!»
«Виноват. Пошляк. Свинья. Форменный негодяй. Стыжусь. Больше не буду. Я отстираю. Или хочешь, отпылесосю? Что скажешь?»
«Язык свой отпылесось. И прополи. Кстати, мозги бы проветрить не мешало. А то и отстирать. Так все же? Неужели не замечаешь присущую твоему плану странность? Несуразность, я бы даже сказала».
«Мам, ты не поверишь, но я согласен. В самом деле, странный план. Вроде бы мой, а вроде как не совсем. Я даже на тебя погрешил, но с тобой это как-то совсем не вяжется».
«Да уж…»
«Проснулся и вдруг понял – как осенило, – что именно надо сделать и где. Все будто само собой в голове сложилось. Весь этот, с позволения сказать, розыгрыш».
«Ничего себе определил?! Розыгрыш!»
«Ну да, знаю. Звучит не очень, и вообще шутка с гнильцой, но… От скуки, наверное, такие идеи в голову и приходят. И уже не скучно».
«Значит, проснулся с готовым планом».
«В общих чертах».
«А на ночь ничего недоброкачественного не ел?»
«Давай серьезно: какая теперь разница? Сходил, сдал анализ… И что?»
«В общем-то ничего. Но может, не стоит второй раз идти дурака валять?»
«А чего ему, дураку, делать? Пусть хоть поваляется».
«Он и валяется».
«Ты как всегда… Тебе это так важно?»
«Нет. Но и пятнице нельзя впустую пропасть. Вот я ее и насытил событием».
«Смотри, чтобы не лопнула».
«Я тебя когда-нибудь подводил?»
По моим прикидкам, раз одиннадцать-двенадцать, вряд ли больше.
«Двадцать три. По серьезным поводам».
«Меньше раза на прожитый год. Это не бухгалтерия, а крохоборство. Стыдитесь, маменька!»
«Я тебе покажу маменьку».
«Мамаша… Нет! Мамочка».
«Так-то лучше».
«Я вот думаю… про подушку. Ее под ухом надо держать, а я затылком давлю, уши на воле. Неправильно лежу? Возможно, от этого все трудности? Не отвечай, я все знаю».
За окном на удивление тепло и сухо. В комнате тоже. Ни ветра, ни моря, ни Меркель. От всего вместе – радостно. Я против этой женщины ничего не имею. Ну подумаешь – пожелала приютить в своем мире мир иной. Позабыла, что в своем мире она не одна. Какие у меня к ней претензии?