Соседка, вдова капитана артиллерии Ле Гоффа, всегда была рада услужить, сдавая за умеренную плату в аренду своих дочерей – толстушку Жужу, худышку Лулу и веселую малышку Коко, искусницу и затейницу.
В погребах у меня хранилось доброе венгерское и рейнское, вдоволь меда и соли в кадушках. Мои пекарни, бани, конюшни, хлева, пивоварни и прочие службы доставляли все необходимое для бестревожной жизни. Дом был обнесен четырехметровой стеной, построенной из дубовых бревен в два обхвата, и охранялся молосскими собаками, такими же кровожадными и безжалостными, как боевые псы царя Ашшурбанапала. В моих кладовых было достаточно пороха и свинца, чтобы выдержать длительную осаду.
Соседи мои – преимущественно драгоманы Посольского приказа, умеющие держать язык за зубами. Кроме того, из верных источников мне было известно, что многие из них тайно пили табак, следовательно, были беззащитны перед доносом…
Мне никогда не приходилось выбирать между гнездом и муравейником – с самого начала я был обречен на одиночество, которое заменяло мне счастье.
Чутье подсказывало мне, что Юта способна изменить мою жизнь; но хотел ли я этого?
Мечта, сказала она, забавно наморщив лоб…
Конечно же, у меня была мечта, но как рассказать о ней девочке, жизненный опыт которой почерпнут из книг?
Мне было лет девять или десять, когда я впервые увидел царского гонца, который доставил отцу письмо из Москвы, и с той поры я много думал об этих людях, исполнявших высшую волю, как ангелы – волю Господа.
В черном кафтане и черных штанах, подшитых кожей, в сапогах со шпорами, на которых запеклась конская кровь, с тяжелой саблей на поясе и двумя пистолетами в седельных сумках, поднятый по тревоге, гонец быстро седлал коня и, перекрестившись, с криком «Пади!» мчался к воротам. Днем и ночью он скакал по пыльным шляхам, в жару, по бескрайней степи, скрытый с головой в высокой траве, или по опасным лесным дорогам, между чудовищными дубами и черными елями, пробирался через глубокие сугробы, по пояс в снегу, с медным обмерзшим лицом, со слипшимися от лютой стужи глазами, через топкие низины и смрадные болота, обиталища коварных духов и безжалостных комаров, доводящих человека до безумия, через горы, через буйные реки, через сибирскую тайгу – с упорством, с остервенелым упрямством, надсадно дыша, с рычанием и хрипом, с храпом, уже не обращая внимания на усталость, на пот, разъедающий немытую кожу, на слитное струнное гудение насекомых, затмевающих небо и сознание, на безжалостно жалящее солнце, врубался в вязкое зеленое мясо леса, чтобы проложить себе путь – через кошмарную путаницу густого подроста, хлещущего тонкими язвящими ветками по обожженному лицу, через вязь толстых корней, через сплошняк высоченных деревьев… на постоялом дворе он наскоро жевал полусырое мясо, махом проглатывал чарку зеленого вина и снова – мчался вперед, вперед, склонившись к гриве коня, верный, надежный, нерассуждающий воин, воплощение великой и неостановимой воли, весь – движение, весь – сила, весь – неукротимое