Князь Трубецкой заметил:
– Англичане также обвинили и даже судили адмиралов, которые потерпели поражение во времена Георгов. Барятинский[114] передавал мне, что ему говорили, что тории и виги как бы дрались между собою адмиралами и генералами. Обвиняли даже лорда Норта, что он, желая избавиться от неспособных вигов и раздражавших его ториев, отсылал их в Канаду.
– Среди военных всегда будет зависть; это существует со времен «Илиады», – проговорил Ожаровский. – Это похоже на польские сеймы. Немало хлопот было Наполеону с его маршалами и генералами. Он дарил герцогства и княжества, чтобы зажать им рты, награждал даже титулами этих республиканцев! Он разрезал Европу, как пирог, и создал королевства.
Князь Петр отвечал Модену:
– А когда король такого королевства действовал как король относительно своих подданных, Наполеон жаловался, что ему изменили. Он обвинял короля Жозефа, Мюрата, даже всех своих братьев.
– Единственный человек, которого он не хотел сделать королем, был королем, – это Бернадотт, – сказал Жуковский.
На это князь Петр заметил:
– И даже очень хорошим королем. Кроме того, он настоящий воин и очень умный дипломат. Даву был человек с большими достоинствами, гораздо значительнее и Келлермана и Массена, но все они бледнеют пред ним. Наполеон был гениален во всем, он ослеплял. Я удивлялся, когда слушал его. Какая разница между ним и Талейраном, который был главным образом ловок.
Жуковский сказал мне шепотом:
– Разница между гением и умом та же, что между Пушкиным и Крыловым. Но Пушкин и умен, и гениален.
Князь Петр спросил его, отчего я засмеялась.
Я отвечала:
– Оттого, что Жуковский мне объяснил разницу между гением и умом.
– Хотите знать разницу между хорошим полководцем и хорошим генералом? – спросил меня князь Павел Киселев.
Я отвечала, что хочу.
– Полководец называется Наполеоном, Юлием Цезарем, Помпеем, Аннибалом, Мальборо, Тюреном, Конде, Суворовым, а хорошими генералами – все мы.
– Полководцами были – Кутузов, Багратион и Барклай, – сказал Волконский.
– Барклай? – спросил Чернышев, удивленный мнением Волконского.
Тот ему ответил:
– Да, и ему воздадут должное; он заслужил свое место перед Казанским собором.
Я отправилась ужинать за тот стол, где важно расселся Жуковский. Он был очень голоден.
– Надо передать этот важный разговор Пушкину, – сказал мне Жуковский, – и главным образом конец, так как он восхищается благородством Барклая.
Я обещала ему записать; это был настоящий урок военной истории.
Меня заинтересовал военный разговор, и я спросила у Киселева его мнение о Фридрихе Великом. Это его удивило, и он спросил: отчего этот вопрос меня интересует? Я ответила:
– Потому что в царствование Елизаветы мы победили его, а он слыл за великого полководца.
– Мы