К заутрене Государыня не выходила, и в воскресенье, после вечерни, не было целования руки. Я поехала к Карамзиным; там сидел Жуковский, который весьма основательно разговелся сегодня ночью; он объявил мне, что у него желудок, свидетельствующий о чистой совести и прекрасном здоровье.
Меттерних писал Нессельроде с последней почтой, что Карл X поселился в Градчине[57] и что к нему собралось много приверженцев. Герцогиня Беррийская выказывает большое мужество; дети очень милы и здоровы; король молчалив, но не мрачен. Герцог Ангулемский грустит и производит тяжелое впечатление; герцогиня больна и совершенно упала духом. Как ужасна была ее жизнь, начиная с самого раннего детства! Государь говорил при мне, что Меттерних не любит Бурбонов и ненавидит Наполеона. Он говорил также, что принц Климент еще 20 лет от роду был отправлен своим отцом, губернатором Фландрии, в Лондон, чтобы вести с Питтом переговоры о субсидиях.
(Затем следует несколько замечаний по поводу бельгийской революции.)
Король (голландский) оставил Брюссель; королева уже раньше уехала в Гаагу. Государь получил депешу от нее и другую из Англии. Английское правительство не допустит, чтоб король Луи-Филипп захватил Антверпен, и Государь того же мнения. Говорят, что король Луи-Филипп хочет посадить своего второго сына на бельгийский престол; из этих земель будет сформировано новое королевство. Англия объявила, что предложит со своей стороны принца Леопольда, мужа покойной принцессы Шарлотты. Государь сказал Нессельроде, что он ни во что не станет вмешиваться, но что Антверпен должен остаться за будущим королем Бельгии, и приказал Нессельроде уведомить об этом английский и французский дворы.
Все это передавал мне Виельгорский[58] для Пушкина, потому что я ехала к Карамзиным, а он не мог быть у них в этот вечер.
(Значительно позже следуют литературные заметки, из которых я привожу отрывки. В 1829 году Пушкин следовал за армией Паскевича в Эрзерум. Если он и не написал «сентиментального путешествия», то взамен этого записал свои впечатления и напечатал их в 1836 году в «Современнике». Моя мать продолжает называть его то Сверчком, то Искрой, и имя его постоянно встречается в ее записках. Видно, что, несмотря на ее молодость, все, что говорил Пушкин, его отношение к Царю ее интересовали и что она понимала их важность. Она говорит о празднествах, о мелких происшествиях при дворе, смеется над некоторыми из окружающих и одним метким словом набрасывает их портрет. В этих портретах нашелся бы материал для целых рассказов и комедий; я привожу только то, что имеет литературное или историческое значение.)
(В 1830 году моя мать впервые упоминает о Гоголе, но очень неопределенно.)
Лиза Репнина[59] говорила мне, что Мари меньше страдает мигренями и может опять начать брать уроки.
Ей нашли учителя, но это не Плетнев. Warette Репнина[60],