По «таганцевскому» делу расстреляли 96 человек. Не сдержал слова Яков Саулович. Хотя некоторым и пытался помочь. Инженеру Названову, например, который свел Таганцева с антисоветской группой, объединяющей представителей фабрик и заводов. За Названова, который был тогда консультантом Генплана, вступились Кржижановский и Красиков – видные большевики. И Ленин, ознакомившись с делом, пишет Молотову:
«Со своей стороны предлагаю (в отношении Названова. – Э.М.) отменить приговор Петрогубчека и применить приговор, предложенный Аграновым… т. е. 2 года с допущением условного освобождения»[65].
Русское физико-химическое общество тогда же ходатайствовало за члена Сапропелевого комитета Академии наук, профессора М. М. Тихвинского. И Ленин в связи с этим направил записку управляющему делами Совнаркома Н. П. Горбунову:
«Направьте запрос в ВЧК. Тихвинский не “случайно” арестован: химия и контрреволюция не исключают друг друга»[66].
О смягчении участи самого Владимира Таганцева ходатайствовал в письме к Ленину его отец – Николай Степанович Таганцев, как мы уже знаем, известный в России ученый-правовед. Неформальные основания у отца для этого были: он знал семью Ульяновых еще по Симбирску, оказывал помощь семье, когда брат Ленина Александр Ульянов был арестован по делу о покушении на царя Александра Третьего. Это письмо – интересный человеческий документ, в котором отцовские чувства соединились с политическими и нравственными взглядами.
«16/VI-21 г.
Владимир Ильич,
Я обращаюсь к Вашему сердцу и уму, веря и отчасти предчувствуя, что Вы меня поймете.
Ходатайствую я за моего сына Владимира, Вашего политического противника, теперь схваченного, судимого и которого ожидает тяжкое наказание.
Что он человек преданный науке – это знают и подтвердят его товарищи-ученые; что он человек чистой души и честных убеждений, это засвидетельствует знающий его, хорошо Вам известный, хороший человек – Захарий Григорьевич Гринберг (см. источник данного письма. – Э.М.).
Я называю Гринберга хорошим человеком, потому что я его лично знал, хотя по моим старческим (мне 78 лет), но твердым русским убеждениям – я хотя и не монархист, но и не большевик, чего никогда не скрывал и не скрываю, я другого лагеря.
Обращаюсь к Вам с просьбой о смягчении участи сына по двум основаниям: 1) внешним: я хорошо знал Вашего покойного отца и Вашу матушку; был в 1857 и 1858 годах вхож в Ваш дом; 2) внутренним: потому что, я по своим убеждениям в тяжелые времена царизма никогда не отказывал в ходатайствах и помощи политическим обвиняемым. Это подтвердят все меня знающие, как мои ученики, так и все обращавшиеся ко мне.
Отнеситесь и Вы сердечно к моему сыну.
В подтверждение моих слов об отношениях к Вашей семье, и к нуждающимся