– Знаешь… Мне даже ловить их не хочется. Как представлю, что они с детьми делают… А мы их потом на экспертизку, и вот вам два варианта. Либо он невменяемый совсем, и тогда его в больничку засовывают и пилюльками кормят. А там сухо, тепло и обед по расписанию. А дети замученные гниют в сырой земле, и родители их уже никогда в себя не придут. Либо его признают психически здоровым, хотя лично я никогда не видал психически здорового убийцы ребенка. Да что я тебе говорю! Сама все знаешь. Еще только начнешь его допрашивать, только в глаза посмотришь первый раз, а уже понятно: псих. Хоть он тебе и показания даст связные, и вещички с потерпевших выдаст, и замечания в протокол грамотные настрочит, а все равно – псих. И ему лет восемь-девять суд выпишет, а потом он еще и по УДО[3] выйдет. А как же: срок подошел, взысканий нет, в колонии три бумажки нарисуют, и – гуляй себе, Джек-Потрошитель, потроши дальше.
Лешка говорил таким голосом, что мне стало не по себе. Я вспомнила про недавний случай, когда субъект был осужден за изнасилование, отбыл две трети положенного срока, а это означало, что он уже может просить об условно-досрочном освобождении; он написал заявление, администрация колонии оформила документы, судья местный принял решение – а все в строгом соответствии с законом, – и наш герой на свободе. И сразу занялся поиском новых жертв. Итог: пять зверских убийств маленьких детей, со всем букетом сопутствующих действий. Сейчас разбираются, кто подписал ходатайство об УДО и кто из судей рассматривал материал, но даже если кого-то лишат премии, родителям этих детей легче не станет.
А Лешка – я прямо физически чувствовала, как он напряжен, да он звенел, как провод на морозе, – задушенным голосом, глядя перед собой, словно боялся посмотреть в мою сторону, выговаривал мне то, что наболело у него на душе. Надо же, а я не знала, что он так боится за своих девчонок; и ведь вроде с детства их дрессирует насчет безопасного поведения, а все-таки до конца не уверен, поэтому и дергается. Нам с ним хуже всех, потому что мы, в отличие от других родителей, знаем про все то страшное, что может случиться. А потом… Я вдруг подумала, что он сейчас живет на таком градусе напряжения, потому что довольно долго был хорошим следователем, зато отвратительным мужем и никудышным отцом, а теперь наверстывает. И весь потенциал тревоги за детей, отпущенный родителям, он начал реализовывать только сейчас, вот и хлебает тройную дозу. И, между прочим, я его так хорошо понимаю еще и потому, что и сама – далеко не образец родительницы. Разве только за свое чадо беспокоиться начала гораздо раньше, ровно с того момента, как он на свет появился.
– И все-таки, Маша… Я себе думать запрещаю про то, что с девчонками может что-то случиться, ты же знаешь – мысль материальна… Но тут не спал как-то на дежурстве, ворочался, чушь разная в голову лезла… Да еще съездил перед этим на сто тридцать первую[4]… Вот и представил на секунду, что какой-то подонок с Катькой