– Я, государь!
– Иди в Капитанский дворец. Будешь по морскому делу обучаться. И ты, Бакеев. Прикажи, господин генерал, взять его сержантом в потешное войско и выдать ему кафтан форменный и штаны алые. А должность его будет для водяной игры – сторожить бот, доколе цел будет. Прощай, мейнгер!..
Вечером Пётр, стоя у открытого окна, рассеянно прислушивался к мерно звучащему голосу Тихона Стрешнева.
– И ещё в молодых годах слышал я, как киевского великого князя дружинники на ладьях ходили в Тмутаракань[22] и далее по всему морю…
– По какому морю, Тихон?
– Русское море, а нынче зовут его Чёрным.
– Это где нынче турки засели?
Стрешнев утвердительно кивнул бородой.
– Ещё слышал, государь, – продолжал он, – как князя Олега ладьи ходили и по Волге до моря Хвалынского, а оттуда по морю и до далёких мест, где горы высоки. А за горами, бают, земля на нашу вовсе не похожа: живёт там цапля с красным клювом, а из-под земли бьёт вечный огонь…
– А ладьи какие были?
– Что, государь?
– Спрашиваю, ладьи какие были? Кто строил? И как?
– Не слышал, государь…
– Какое им название? Ши́тики? Карба́сы? Бу́сы?
– Как мне знать, государь? Я, слава Создателю, по морям не плавал… А дозволь спросить: откуда тебе такие мудрёные слова ведомы?
Пётр пожал плечами и не ответил. Слова эти слышал он от потешных Преображенского полка, а те в свою очередь слышали их от отцов, дедов, слуг и родичей, из которых многие ходили и по рекам, и по морям. Но никто не мог рассказать Петру в подробностях про эти корабли.
Он поглядел в окно на пышные белые облака, плывущие по синей небесной глади, и ему показалось, что это русские корабли, что плывут они под парусами по старому дедовскому пути – через Русское море, вокруг зелёного горбатого мыса, похожего на медведя, погрузившего свою морду в воду…
Слышал он от потешных, конюших и дворцовых слуг ещё про море северное, серое, свирепое, про разноцветные сполохи, что в небе играют, про большие русские корабли, называемые «ко́чами», идущие к дальнему ледяному острову Груманту[23]…
Стрешнев поспешно встал. Дверь раскрылась, и в комнату вошёл дядя Петра – Лев Кириллович Нарышкин.
– Государыня сюда жалует, – сказал он.
– Уйди, Тихон, – проговорил Пётр и обернулся лицом к двери.
Вошла Наталья Кирилловна. Она подошла к Петру и положила ему руки на плечи.
– Петруша, – заговорила она жалобно, – что это ты придумал – по речке плавать! Того и гляди, утонешь!
– Не утону, мать, – сказал Пётр. – От смелого и смерть бежит.
– Завёл себе потеху водяную, бог с ней! А зачем других за собой таскаешь? Тебе вольная воля, а боярин Троекуров обиделся. Уж он было сына своего простил, да как увидел его на лодке-то, тут опять рассердился. «Откажусь, – говорит, – от своего сына, не надобен мне такой сын, порченый!»
– Ох, мать… – вздохнул Пётр. – Надоел мне твой боярин!