Галя играла в двух спектаклях по пьесам Сергея. Играла хорошо. С чувством. В принципе, она все делала с чувством. И это вселяло в Сергея надежду на правильную компоновку генов у ребенка. Любит Сергея, красивая, служит в театре, все делает с чувством – ну где он еще такую найдет?
Сергею уже под сорок. И ему давно пора жениться. Он бы и сделал это еще лет пятнадцать назад, если бы не одно маленькое «но». Сергей был геем.
Гей и гей. Что такого? – спросите вы. В мире искусства это вообще ходовой тренд. Примета времени. Так-то оно так, если бы не еще одно маленькое «но». Сергея раздирало страшное противоречие: внутри него гений боролся с геем. Гению нужен был потомок – ребенок, чтобы продлить себя в нем и дать ему возможность наследовать авторское право на свои произведения в течение семидесяти лет после смерти. Гею ребенок был обузой.
– Знаешь, мы практически передрались в гримерке за роль Анны. Соболева уронила мой текст, я всем телом плюхнулась на него и закрыла.
– Ты не провалишь. Эта роль как раз для тебя, – мечтательно произнес Сергей, выпуская колечко дыма в потолок и грезя о Гале с большим животом, где в околоплодных водах скоро будет плескаться его будущее, его малыш.
Вставать к плачущему младенцу по ночам, ездить в супермаркет за памперсами и разбираться в молочных смесях в планы Сергея не входило. Для всего этого есть самка из биологического подвида «дуры выносимой».
– Понимаешь, Серж, они все так окрысились за то, что главный дал мне эту роль…
– Знаю, малыш, тебе будет непросто, – вслух размышлял Сергей, представляя себя папой выходного дня, приходящим по воскресеньям с подарками, гуляющим с сыном (нет, о дочери не могло быть и речи!) в парке и объясняющим ребенку теорию большого взрыва в постмодернистской литературе.
– Серж, ты слышишь меня? – обиженно поджала губы Галя.
В этот самый момент Сергей набрал в легкие побольше воздуха, зажмурился, властно притянул Галю к себе за шею и поцеловал глубоким томным поцелуем, щекоча языком трепещущую диафрагму актрисы.
«А еще сплетничают, что гей», – промелькнуло в Галиной голове.
Сергей хотел прижаться к Гале как можно плотнее, чтобы вложить в свой поцелуй всю нежность и благодарность, которую он испытывал к матери своего будущего ребенка, но ему ужасно мешала Галина грудь. Эти визуально не раздражающие круглые крепкие четверки вдруг во время поцелуя показались Сергею невероятно большими, бессмысленными арбузами, мешающими диалогу волнующихся, влажных языков. Сергей вынул Галину правую грудь из глубокого декольте и капкана бюстгальтера, взвесил ее в ладони, подумал о том, сколько теплого, питательного молока со всеми необходимыми малышу микроэлементами поместится в этот бидон, и благодарно припал губами к соску.
– Все изгибы тела мои (ты знай!)
Были