– Я знал это, сэр, – ответил я. – Сэмюел, лакей, тоже знал это, потому что он был в передней, когда говорили о том, куда спрятать на ночь алмаз. Знала моя дочь, как она уже вам сказала. Она или Сэмюел могли сообщить об этом другим слугам, или другие слуги могли слышать этот разговор в боковую дверь передней, которая могла быть открыта на черную лестницу. Как мне кажется, все в доме могли знать, где прошлую ночь лежал алмаз.
Мой ответ представлял слишком обширное поле для подозрений инспектора, и он постарался сузить его, попросив меня охарактеризовать наших слуг.
Я тотчас подумал о Розанне Спирман. Но упоминать о ней сейчас было неуместно, да я и не желал направить подозрения на бедняжку, честность которой не подлежала никакому сомнению за все время ее пребывания у нас. Надзирательница исправительного дома говорила о ней миледи, как об искренне раскаявшейся и заслуживающей полного доверия девушке. Если полицейский офицер найдет причины подозревать ее, только тогда я обязан был сказать ему, каким образом попала она в услужение к миледи.
– Все наши слуги имеют прекрасные аттестаты, – ответил я. – И все заслужили доверие своей госпожи.
После этого мистеру Сигрэву оставалось только одно: самому приняться за дело и лично испытать характер наших слуг.
Их допросили одного за другим, и ни один из них не мог ничего открыть, хотя наговорили они, особенно женщины, очень много и весьма негодовали на запрещение, наложенное на их комнаты.
Следующий и последний шаг в следствии довел дело, как говорится, до кризиса. Полицейский офицер имел свидание (при котором я присутствовал) с миледи. Сообщив ей, что алмаз, должно быть, похищен кем-нибудь в доме, он просил позволения обыскать комнаты и сундуки слуг. Моя добрая госпожа, как великодушная и благовоспитанная женщина, не хотела позволить обходиться с нами, как с ворами:
– Я никогда не соглашусь отплатить таким образом за все, чем я обязана верным слугам, живущим в моем доме!
Полицейский офицер поклонился и бросил на меня взгляд, ясно говоривший: «Зачем же было призывать меня, если вы связываете мне руки таким образом?»
Как глава прислуги я тотчас почувствовал, что по справедливости мы не имеем права злоупотреблять великодушием нашей госпожи.
– Сердечно благодарим ваше сиятельство, – сказал я, – но просим позволения поступить так, как надлежит в этом деле, и сами отдаем наши ключи. Когда Габриэль Беттередж подаст пример, – сказал я, останавливая в дверях инспектора Сигрэва, – остальные слуги последуют ему, ручаюсь вам. Вот вам прежде всего мои ключи!
Миледи взяла меня за руку и поблагодарила со слезами на глазах. Боже! Чего не дал бы я в эту минуту, чтобы иметь право отколотить инспектора Сигрэва!
Так как я поручился за них, остальные слуги последовали моему примеру, – весьма неохотно, разумеется, но все же согласившись со мной. Стоило поглядеть на женщин, когда полицейские рылись в их вещах. Кухарка так смотрела, словно хотела