Няня. Кто нянчил русских гениев. Отсутствует

литературы XVIII века; при соблазнах и увлечениях света мог не только сохраниться в Пушкине русский человек, но и образоваться художник с таким русским складом ума и души, с таким притом глубоким сочувствием к народной поэзии – в песне, в сказке и в жизни?.. Внешнюю разгадку этого явления следует искать, прежде всего, в деревенских впечатлениях детства и в его отношениях к няне. Но и няня, и детские впечатления деревни таились тогда в воспоминаниях почти каждого отъявленного отрицателя русской народности, так что такая русская бытовая черта в поэзии Пушкина является уже сама по себе нравственною его заслугою и оригинальною особенностью. В самом деле, от отрочества до самой могилы этот блистательный прославленный поэт, ревностный посетитель гусарских пиров и великосветских гостиных, «наш Байрон» притом, как любили его называть многие, не стыдился всенародно, в чудных стихах, исповедовать свою нежную привязанность – не к матери (это было бы еще не странно, так и многие поэты делали), a к «мамушке», к няне, и с глубоко искренней благодарностью величать в ней первоначальную свою музу… Так вот кто первая вдохновительница, первая муза этого великого художника и первого истинно русского поэта – это няня, это простая русская деревенская баба!.. Точно припав к груди матери-земли, жадно в ее рассказах пил он чистую струю народной речи и духа! Да, будет же ей, этой няне, и от лица русского общества вечная благодарная память! /…/

      Заметьте, что в это время в нашей литературе если и встречалось благосклонное упоминание о русской женщине из простонародья, то не иначе как о «простодушной поселянке». /…/

      Софья Васильевна Капнист-Скалон (1796–1861)

      Родилась в семье дворянина, поэта и драматурга В. В. Капниста (1758–1823), автора «Оды на рабство» и комедии «Ябеда». Прожила довольно тихую жизнь. Свои «Воспоминания» написала в 1859 году.

      Воспоминания[49]

      Я помню себя с четырехлетней моей жизни; /…/ помню маленький домик в три комнаты, с мезонином, с небольшими колонками, с стеклянной дверью в сад и с цветничком, который мы сами обрабатывали и который был окружен густым и высоким лесом.

      Тут мы жили с няней, старушкой доброй и благочестивой, которая, выкормив грудью и старшую сестру мою, и старшего брата, так привязалась к нашему семейству, что, имея своих детей и впоследствии внуков не более как в четырнадцати верстах, не оставляла нас до глубокой старости своей и похоронена близ умерших братьев и сестер моих на общем семейном кладбище нашем.

      Моя мать, истинный ангел красоты как душевной, так и телесной, жила часто в одиночестве в деревне Обуховке, занимаясь воспитанием детей и выполняя в точности священный долг матери; однако она решилась поручить нас и няне, в преданности, усердии и опытности которой была уверена, единственно потому только, что имела несчастье терять первых детей (из 15-ти у нее осталось только шесть); помню, как во сне, что, вставая с восхождением солнца, няня наша долго молилась перед образом св. мучеников (преподобных. – С. Д.) Антония и Феодосия, висевшим в углу нашей комнаты, с усердием и большим умилением клала земные поклоны; потом бу�