Семен открывал глаза и, не моргая, смотрел на Настю. Ему чудилось, что она явилась оттуда, с опушки леса, где вместе с подружками собирала ромашки. И слушал, затаив дыхание, с замиранием сердца, улавливая все нюансы ее голоса.
Так вперед – за цыганской звездой кочевой
– На закат, где дрожат паруса,
И глаза глядят с бесприютной тоской
В багровеющие небеса.
Так вперед – за цыганской звездой кочевой
– На свиданье с зарей, на восток,
Где, тиха и нежна, розовеет волна,
На рассветный вползая песок.
Тут Настя умолкала. Семен всегда останавливал ее на этом месте, и она ни разу не допела до конца. Он все так же заворожено смотрел и смотрел на нее. Настя замечала, как в глазах его появлялись слезы – он словно предчувствовал что-то. Вкрадчиво улыбнувшись, она смахивала слезу и сама.
х х х
Печально опусклись на землю янтарно-желтые листья, тонкие паутинки серебрились в прозрачном воздухе. Бабье лето прощальным вздохом украшало последние деньки. Скоро-скоро поблекнет небо, затянется угрюмой вереницей туч и облаков, и придут холодные дожди, а за ними – зима.
Настя с Семеном скопили денег и теперь ждали, когда начнут возить уголь. В эту пору слово «уголь» для хуторян приобретало магическую силу, от которого зависел вопрос их жизни и смерти. Разговоры о нем велись в семьях, между соседями, на работе – повсюду, как заклинание. В честь антрацита произносились апофеозные речи, люди одобрительно кивали головами, слыша ласкающие ухо «кулачник», «орешник» и негодовали, когда неожиданно узнавали, что уголь снова подорожал на целых пять рублей. Кое-кто охал и, хотя разумом понимал, что такого быть не может, все же высказывал пессимистическое: «Наверное, в этом году останемся без угля».
Славился донецкий «орешник», который сгорал без остатка, другим по нраву приходился «кулачник», побить его и просеять – дело привычное, зато всю зиму в доме жара. Обсуждалась из года в год одна и та же альтернатива: лучше купить уголь у «камазистов» или ехать на шахты самим? У «камазистов» купить проще, но у них уголь всегда хуже, а иногда и вовсе «одна пыль, не горит, жужелицу не успеваешь выгребать». И все же большей частью покупали у них, лишь немногие шли с поклоном в бухгалтерию, оплачивали транспорт и отправлялись в путь-дорогу сами: кто в Донецк, кто в Шахты, кто в Гуково.
Настя, взвесив «за» и «против», решила, что лучше при– везти уголь самим и попыталась убедить в этом Семена.
– Знаешь, Сема, люди говорят, что «камазисты» халтурят, покупают уголь подешевле, с пылью, а продают как сортовой. Его сеять придется, а так от него тепла не будет. Конечно, не будет, он же без кислорода не горит, а через пыль воздух не проходит. Зачем деньги за пыль отдавать. Может быть, ты договоришься с кем-нибудь из шоферов и съездишь в Шахты или в Гуково. Как ты думаешь? А?
Семен не стал думать никак, а только заявил:
–Ты всегда это.. все решаешь сама, со мной не разговариваешь никогда.
– А что же я сейчас делаю, –