Во втором антракте ко мне пришел в уборную В. А. вместе с Ники. В. А. спросил про мое здоровье и, что-то пробормотав, вышел из уборной, оставив Ники и меня. Я отлично знала, что В. А. пришел лишь затем, чтобы привести Ники, и мысленно его благодарила.
Едва В. А. вышел, как тотчас же замок щелкнул, и только тогда я могла поцеловать моего Ники. Разговор конечно не клеился, произносились какие-то бессвязные слова, да это и понятно после двухмесячной разлуки. Ники немного изменился, стал носить бороду, пока, конечно, совсем маленькую»…
Из писем Кшесинской.
5 июля. «Ники, дорогой, умоляю, приходи ко мне в четверг в уборную в первом антракте. Я нарочно немного отворю дверь уборной, чтобы Тебе удобнее пройти. Вчера я от восторга почти с Тобой не говорила. Мне кто-то сказал, что Ты, будто бы, не будешь в четверг в театре. Я не верю, быть не может, я думаю, что Ты не захочешь меня так огорчить. В четверг я буду хорошо танцевать, а затем у меня будет прехорошенький кустюм и, надеюсь, что Тебе понравлюсь. Тебя крепко целует страстно и безумно любящая Тебя Твоя Панни».
16 июля. «Мой дорогой Ники! После вчерашнего вечера я совсем потеряла голову! В Тебе есть что-то особенное, что производит на меня слишком сильное впечатление. Ужасно только грустно бывает после спектакля, когда приходится разлучаться опять на несколько дней, да и наши свидания бывают теперь так непродолжительны, и я бы хотела много сказать! Тебе интересно узнать, от кого я получила в первый спектакль цветы. Я Тебе скажу в понедельник. Вчера же корзина была от Р. Он сильно за мной ухаживает и уверяет, что не на шутку в меня влюблен. Но, пожалуйста, не бойся, тут ничего нет опасного. Я надеюсь, что Ты уже меня довольно хорошо узнал? Мне ничего ни от кого не нужно, только бы меня Ники любил и так же сильно, как я Его! Теперь будь смелый и приходи ко мне в каждом антракте, а то мало приходится говорить. Приведи с собою хоть раз Сергея, он, право, такой хороший, бедовый, я страшно таких люблю!»
19 июля. «Дорогой, милый Ники! Как тяжело, как ужасно так жить. Мне этого не перенести, это невозможно, это сверх моих сил. Два месяца разлуки с Тобой, которые мне предстоят, меня пугают и в то же время радуют: будет хоть конец плохой, но все же какой-нибудь. Тогда прощай, Ники, лучше умереть. Прости, Ники, но мне не верится, что Твое чувство ко мне столь же серьезно, как и мое к Тебе. Я все принимаю Твою страсть за простое увлечение, и это так больно. Я радуюсь, что Ты начинаешь испытывать ревность. Мне это только приятно. Но ты только пишешь об этом, на самом деле я этого не замечаю. Сегодня даже Ты меня страшно обидел, когда посоветовал ехать с Р. за границу. Я чуть-чуть не заплакала, но удержалась и даже вовсе от Тебя скрыла. Да, Ники, какая уж здесь после того ревность? Это очень, очень больно! А я Тебе не раз говорила, что для Тебя пожертвовала бы всем, и теперь скорее, чем когда-либо я бросила бы для Тебя все самое для меня дорогое»…
Она действительно все ещё остаётся в родительском доме, делит с сестрой спальню рядом с кабинетом отца. Мучимая желаниями, потеряв остатки терпения,