Она с усилием стала поднимать одну из ставен. Ратмир тут же помог ей, и увидел перед собой деревянные ступеньки, ведшие куда-то вниз, в темноту. Они стали осторожно спускаться вниз. На них пахнуло холодом, запахом земли, овощей и чем-то ещё. Тонкие крылья носа Ратмира расширились на вдохе, и он покачал головой: « Кровь».
– Я тоже чувствую, – согласно кивнул старик Никифор.
Келейница Ефросинья громко всхлипнула и чуть не упала со ступеньки. Шедший за ней старик Никифор придержал её за руку: – Ну, будет, будет, милая. Показывай, где случилось…..
Старик Никифор не успел договорить. Они спустились до конца лестницы и завернули за угол кладовки.
– Ох, ты же, матушка моя небесная!!! – охнул старик Никифор и даже прикрыл глаза рукой. Ратмир побледнел от увиденного. А келейница Ефросинья с рыданиями кинулась к обнажённой девушке, стоявшей на полусогнутых ногах почти посередине большой комнаты, заставленной бочонками, ящиками, корзинами со всякой снедью.
– Доченька моя, Настюшечка-а-а!!! – завыла женщина, боясь прикоснуться к телу дочери.
Ошеломлённый увиденным Ратмир постепенно приходил в себя, и лицо его стало темнеть от гнева.
– Мы считаем зверей жестокими и безжалостными тварями, – глухо произнёс он, обращаясь в никуда. – А как назвать тех, кто решился такое сотворить с молодыми девицами?! – Ратмир на несколько секунд спрятал лицо в ладони и что-то там прошептал. Потом отнял ладони от лица, и старик Никифор увидел прежнего Ратмира – сосредоточенного и внешне спокойного.
Ратмир отошёл в сторону и окинул взглядом всё помещение. В центре по чьей-то злой воле было сделано импровизированное место для казни. На двух вкопанных отёсанных колах находились обнажённые девичьи тела со связанными за спинами рукам. Тот, кто насаживал свои жертвы на остро заточенные колья, по всей видимости, торопился и сделал это кое-как, не соблюдая центровки. Ещё живые жертвы под тяжестью собственного тела сползли по колам так, что вскорости заточенный конец кола у одной оказался прямо в надключичной ямке. А у второй кол, действительно, торчал прямо изо рта запрокинутой назад головы. Они обе как бы стояли на полусогнутых ногах, поддерживаемые теми самыми кольями. Третья обнажённая послушница висела на самодельной дыбе с выкрученными назад руками и разрезанным от горла до низа животом. Уже подсохшая тёмно-бурая кровь на ее, вывалившихся к ногам, кишках блестела в свете огня горящего факела. У всех девушек также были почерневшие со временем следы от множества ножевых ран. Выражения страшной боли и ужаса застыли на лицах мёртвых послушниц.
– Лучше бы я остался на постоялом дворе, – придушенным голосом произнёс старик Никифор, которого уже мутило от увиденного. – Страшные дела нынче стали твориться….
– Да во все времена, Никифор, случались подобные дела, – вздохнул Ратмир и посмотрел на рыдавшую у тела своей дочери