Всенощное бдение, праздничное, рождественское – это по сути та праздничная поэма и симфония (хоть и без симфонического оркестра и стихов), которая включает веками отшлифованные формы поэтических образов и величественные мелодии, питающие наше восприятие Красоты мира, открывшейся в живом человеческом Лице, вошедшем в жизнь всех веков и народов. Им наша жизнь может быть очищена и возвышена, освобождена от рабства суете, страстям и тлению. Конечно, это требует подготовки, серьезной и постоянной. Требует работы над собой в условиях мира, в основном чуждого жажды этой красоты. В мире продолжается битва добра и зла. И поле ее – сердце человека, как сказал Ф. М. Достоевский. И вот это поле, заросшее сорняком, замусоренное свалкой житейских огорчений, опасений, всяких неприятных впечатлений, мы приносим Богу. Господи, помилуй и прости! Мы идем на эту службу с надеждой, что коснется Господь каких-то струнок души и она хоть как-то отзовется.
На полиелей выходят служащие длинной вереницей, более длинной, чем выходили на литию. Белые, отливающие серебром облачения усиливают ощущение света, напоминают о радости, юности, когда все воспринималось более непосредственно… Хотя годы могут и углубить это восприятие. Слава Богу, что есть у нас Церковь!
Вспоминаю всех, кого знаю, кого от души жалею, кому хотелось бы быть в храме, но не позволяет здоровье или что-то еще. Народ начинает шевелиться, расходясь к аналоям с праздничными иконами. Мы идем вперед. Хочется посмотреть, куда же перенесли раку с мощами святителя Филарета. Когда стало немного свободнее, а впереди подошли все, кому братский вход не воспрещен, нас пустили и туда. Оказалось, что рака так и стоит, где была поставлена. Дежурный ограждает ее от нас, но не очень усердно, отвлекаясь, поворачиваясь и даже выходя иногда. Это позволяет некоторым желающим приложиться к Святителю, потом уже подойти к иконе Рождества и помазанию. Отец Сергий жирно изобразил крест на лбу, так что хватило и на подсыхающие ранки на руках. Впереди – свой мир: там больше света и звуков. Там черные спины не загораживают образ, перед которым стоишь, и служащих. Но теперь я знаю – это не решающее. Дай Бог, чтобы в душе был мир, и тогда – есть помехи вроде высоченной и широкой мужской спины перед твоим носом или нет их – особенно не меняет главного. Если же Бог дарит хоть искорку радости, то и вовсе не заметны будут никакие препятствия к слушанию и восприятию службы.
Благочинный объявил порядок служб. Оказалось, что в этом году ночью будут служить в Троицком соборе. Вообще, это хорошо. Надо бы туда зайти хотя бы ненадолго. Пропели мой любимый светилен[66]. Кончилась всенощная, и сразу же вышел иеромонах говорить проповедь. Тихим голосом прочитал он по книжечке известный текст общего исповедования и ушел,