Пасхальный благовест
Ночью на первой Пасхальной заутрени и литургии мы были в Успенском соборе. Там уж не задремлешь: холод такой, что бодрствовать придется… Мы греемся, как можем, в первой электричке. Это пройдет, а праздник – Пасха! – останется в душе. Позже придет желание отметить в богослужении все, что как-то тронуло, а в первые годы все сливается в единый мощный поток, уносящий в иной мир, для которого не находилось тогда слов.
В понедельник Светлой седмицы отсидела за партой положенные часы, а в голову настойчиво лезла мысль-желание сделать что-нибудь особенное, как-то еще отметить Пасху. А что если взять… и укатить в Лавру?! Конспекты и библиотека не убегут, а Пасха пройдет… Конечно, службы в это время нигде никакой… но зато звонить будут. Целый день звонили, с небольшими перерывами. Хорошо в Лавре звонят! Сказано – сделано. Мелькнули все 70 верст, и перед глазами снова Лавра. Звонят! Народу немного, основная масса разошлась, разъехалась. Звонят так торжественно, кажется, на весь мир, всюду слышно. Знаю, что не так, но хочется, чтобы всем было радостно. Молодые монахи поднимаются на колокольню. Обхожу Лавру, Академию. Детская радость, безотчетно яркая, добрая и внешне ничем себя не выражающая оттесняет все. Небо над головой чистое-чистое. Пришла мысль: небо, осветив землю, навсегда останется чистым, а вот земля, мир наш, вспомнит ли о силе, держащей мир? И чудится в перекличке колоколов: вспом-нит-ли, вспом-нит-ли, вспом-нит-ли?
– Дол-жен-бы, дол-жен-бы, дол-жен-бы… – басом вторит самый мощный теперь из оставшихся.
Мир должен помнить, что сто́ит Крестной любовью Спасителя, как и все мы должны бы помнить, что жить и радоваться более всего ст!оит уже потом у, что ЖИВ Господь наш… и жива будет душа наша[42]! Время улетело. Алеет запад. Надо бегом бежать на электричку, чтобы как ни в чем не бывало вернуться домой. Дома надо еще с обычным будничным видом заниматься обычными делами. А в душе полное довольство: слава Богу, что удалось хоть ненадолго съездить к Преподобному!
Звоночек
Опять же из давнего детства встают в памяти всякие мелочи, которые говорят лишь о том, что Лавра преподобного Сергия была самой большой радостью в жизни.
Как не вспомнить далекие по времени посещения Лавры с ночевкой у старушек-монахинь, стеливших нам постель на полу под образами. Были у них замечательные старинные часы со звоном. В нужное время они вызванивали нежную, чуть грустную мелодию, которая спокойно, неторопливо, почти ласково возвращала из сна к действительности, всегда в тот момент казавшейся удивительнее самых радостных снов. Встанешь, бывало, рано-рано, наскоро умоешься холодной водой и скорее к Преподобному. Удивительное чувство физической близости знакомых стен, ограды с башнями, соборов с куполами волновало и радовало, звало вперед. Увидишь в арке Успенский собор – и сердце словно куда-то провалится. Очень радовало всегда мужественное монашеское пение. Запоют все