За этот месяц, что они были знакомы, Катя умудрилась полюбить Олива. А как же его не полюбить? Он говорил с Катей о Кате, а не переводил беседу на себя любимого, он вообще неохотно говорил о себе, а о Кате расспрашивал с неподдельным интересом. Он водил её в кино и театры, он давал дельные советы по поводу работы магазина. Да, иногда он был груб, иногда раздражителен, но он умел, что называется «взять себя в руки», как будто в момент гнева кто-то неизвестный и невидимый останавливал Олива, шепча что-то в его ухо.
А ещё он занимался борьбой с бедностью. Такого мужчину с гордостью показывают подругам, но, кроме Оксаны, у Кати никаких других подруг не было.
Оксана, вроде бы, была счастлива, а, вроде бы, и нет. Ей нравился Михаил. Нравились его голубые глаза и бархатные руки. Но он был робок, он был нерешителен. Оксана при всей её эмансипированности считала, что некоторые вещи всё-таки должен первым делать мужчина.
А ещё Михаил, прежде такой спокойный и улыбчивый, всё чаще раздражался, при чём по пустякам. Он не любил говорить о своей работе, а любое упоминание Олива буквально выводило его из себя. Потом он, правда, всегда просил прощения и каялся, глядел грустно и виновато. И Оксана его прощала, не потому что полюбила, а потому что чувствовала, что он её полюбил. Она не могла объяснить, как и почему она это чувствовала, просто чувствовала и всё.
И это, действительно, было так: Михаил полюбил её. Впервые за всё своё существование Михаил так полюбил. То есть, конечно, он и раньше любил, но это было совсем не так, раньше он любил как-то отстранённо, он любил несознательно, автоматически, просто потому что любить было надо. А теперь он любил, потому что понял, кого любит и за что. И если бы Оксана поцеловала его ещё раз, он уже не упал бы в обморок. Он ответил бы на её поцелуй, потому что нет ничего прекраснее на этой Земле, чем целовать того, кого любишь.
***
А Олив злился, злился и снова злился. Ему хотелось домой, к себе домой, подальше от этого убогого маленького серого городишки, подальше от «этих дур», от голоса, звучащего в ухе всё настойчивее и настойчивее, от вечно мелькающего перед глазами Михаила. А ещё Олив чувствовал, что меняется: он уже не тот Олив, что прибыл сюда месяц назад. Уйти самовольно Олив не мог, это означало бы подвести того, кто его послал, а этого никак нельзя было допустить.
Ну почему она молчит? Он-то считал это дело совсем пустяковым! Она щебечет о всяких пустяках: работа, Оксана, бывшая любовь, книги. Но никогда о детстве, никогда о родителях. Не целоваться же с ней в самом деле, чтобы она раскрылась полностью!
«А если всё-таки придётся?» – поинтересовался голос в ухе.
– Не придётся, – хмуро ответил Олив. – Придумаю, что-нибудь. Мишенька тоже недалеко от меня ушёл.
И он придумал. Нужно ознакомить Катю со своими родителями! Как же он раньше-то до этого не докумекал! Вот только, где же их взять? Купить! Чего же проще! Найти тех, кто согласится за хорошие деньги сыграть роль его семьи!
«Врать будешь снова,» – печально протянул голос.
– Буду,