– Я г-готова, – крикнула Офелия.
Михаэль посмотрел на рыцаря – тот кивнул, – и они направились к шахте. Офелия двигалась легко, словно бесплотный дух; Коряга хромал, Авектус шел жутко, дергано. Не доходя пары шагов до врат, он вдруг рухнул на землю.
Все замерли. Офелия по-птичьи вытянула шею, Коряга поперхнулся, у Михаэля похолодело в груди.
– О-он жив? – неуверенно спросила Офелия.
Михаэль хотел ответить посмешнее, в духе "скорее, мертв бесповоротно", но подходящие слова не появлялись. Вообще иногда монаху казалось, что он взят исключительно в качестве шута, только шут выходил печальный – острить не умел и говорил без конца горькие и унылые вещи.
– Боюсь, нет, – ответил Михаэль и показал девушке на вязь защитного поля. Оно расходилось полукругом от врат, и было старое, времен стражей, старое и простенькое. Блокировало всего несколько элементов вязи, но характерных именно для орденских заклинаний. – Захват души отключился, едва его святейшество ступили внутрь поля.
"И никак к жизни не вернуть. Ладно душу призовем обратно, а захват кто делать будет? Хоть бы доработал на случай блокировок, как же так? А все же странная блокировка. Старая, а на наш орден. Почему?"
Михаэль не понимал, на кой черт понадобилось ставить защиту от людей, что еще не появились на свет: орден возник только после гибели четвертого стража. Или исчезновения – кому как больше по душе. Странно, конечно, возник: ниоткуда, вдруг, сразу – и в личную охрану короля, но об этом можно было подумать и потом. Как действовать дальше? Глава экспедиции мертв, осталось трое – наемник, колдунья и монах, который бесполезен в практическом смысле, но способен наизусть пересказать двенадцать томов энциклопедии.
Троица начала спорить. Офелия хотела двигаться вперед – ее волновала судьба сестры, Михаэль сомневался. Корягу интересовал чисто практический вопрос – как без Авектуса, который годами изучал историю стражей и карты, вообще можно что-то отыскать.
– Я мог бы у-узнать артефакты, наверное, – неуверенно, слабым, прерывающимся голосом заметил Михаэль.
Ответили ему лишь взгляды, полные скепсиса, и винить соратников было сложно.
С самого начала Михаэлю казалось ироничным, что выбрали его. Всю свою сознательную жизнь монах проповедовал людям учение Утереила, но чем больше Михаэль старался, тем больше народ отворачивался от церкви. В конце концов, и вера монаха стала таять, будто весенний снег. И вот экспедиция – шанс показать мирянам, что все было по-настоящему. И вот шанс его, Михаэля, – показать, что он шел не зря, что он хоть как-то полезен. Это выглядело приятным и новым – стать из пустого места… всем?
"Я проповедник! Что я могу? Что мы втроем можем? Это даже не опасно, это смешно. Не лучше ли, безопаснее вернуться? Собрать новую экспедицию. Или уже не дадут? Или отправят