Первым переступил этот порог сам Император. Он пошел на величайший риск, дабы испытать свое изобретение, – он добровольно расстался с жизнью, и впоследствии этот его поступок стали называть Священным Самоубийством. Последний эксперимент он провел на самом себе, а не на своей умирающей младшей сестре, которую мечтал вылечить от болезни, укравшей у нее детство. Анастасия стала Первопричиной. Этот поступок, а также единоличный контроль над симбиантом – возможность торговать изобретением или наделять им верноподданных слуг семейства – вот что лежало в основании Империи.
Дитя-императрица вздохнула. Так долго все шло хорошо.
– Очень скоро будет предпринята попытка освобождения, – проговорил голос.
Императрица не стала отвечать. Взгляд ее мертвых глаз был прикован к риксу. «Пожалуй, – думала Императрица, – та немного побледнела». Другие заложники всхлипывали, вели себя беспокойно. А Анастасия была неподвижна и молчалива, как камень.
– Так что, миледи?
Императрица не ответила «поверенному».
– Быть может, вы хотите попить воды?
В последние пятьдесят лет это предложение звучало очень часто. Будучи биологически всемогущим, Другой нуждался в воде, причем – сильнее человека. Порой его мучила жажда. Рядом с Императрицей, как всегда, на столе стоял стакан, до краев наполненный водой. Но ей не хотелось прерывать своего поединка с женщиной-риксом, этой борьбы двух воль. Хотя бы раз Другой мог подождать, как ждала сама Императрица – терпеливо. Очень скоро рикс должна была занервничать под ее неотрывным взглядом. За этими стальными усовершенствованными глазами явно крылось что-то человеческое.
– Миледи?
– Молчи, – прошептала она.
Поверенный еле слышно вздохнул, и Императрица едва расслышала этот вздох.
Врач
Доктор Вехер тяжело привалился к обшивке. Жуткая тошнота наконец стала отступать – казалось, продолговатый мозг в итоге решил капитулировать. Вероятно, участки головного мозга, ведавшие инстинктами, пришли к выводу о том, что Вехер не умирает, хотя и не дышит.
Пока не умирает, по крайней мере.
По идее, сейчас он уже должен был находиться в десантной капсуле. Все двадцать три десантника были упакованы в персональные капсулы и выглядели совсем как тунцы в прованском масле. Черные, обтекаемой формы торпеды стояли по кругу в пусковом отсеке. Помещение выглядело, будто барабан гигантского револьвера. Вехер чувствовал себя препаршиво. Холодная тяжесть наполненных жидкостью легких и дополнительный вес