Застигнутый врасплох старик отпрянул, изумлённо поднял брови, его гладко выбритое увядшее лицо напряглось. Он испытующе и с подозрением уставился на нас и, стремительно повернувшись, удалился своим отнюдь не по-стариковски бодрым шагом.
Всю дорогу до метро мы молчали.
– Ладно, я пойду, – у метро сказал Гурунц, устало глядя вслед старику. – Это же надо, сжечь целую деревню, старых, малых, всех до одного. Ну и какая, скажите на милость, разница между эсэсовцами, фашистами и этими? Впрочем, разница всё-таки есть. Те зверски обращались с противником, врагом, а эти – с собственным же народом. Одно слово – нелюди. – И, резко поменяв тон и тему, Гурунц обратился ко мне: – Мужчины вроде меня женятся сдуру, разводятся от нетерпенья, а снова женятся, потому что память коротка. Так что мотай на ус. – И он шутливо наказал мне: – К следующему моему приезду непременно женись. У женитьбы, конечно, свои минусы, но долго мотаться холостяком ещё хуже. В мужской судьбе одно из двух – или быть холостым и несчастным, или жениться и свету невзвидеть… Следуй совету Сократа – что бы то ни было, женись. Попадётся хорошая жена, станешь исключением из правил, а плохая – философом. – Он засмеялся и обнял меня: – Хорошо сказано! А тебе, – сказал Гурунц, пожимая руку Сагумяну, – желаю здоровья. Надо всё вытерпеть и собственными глазами увидеть, чем это кончится. Ну, мы ещё встретимся! – И он многозначительно поднял палец.
быть холостым и несчастным, или жениться и свету невзвидеть… Следуй совету Сократа – что бы то ни было, женись. Попадётся хорошая жена, станешь исключением из правил, а плохая – философом. – Он засмеялся и обнял меня: – Хорошо сказано! А тебе, – сказал Гурунц, пожимая руку Сагумяну, – желаю здоровья. Надо всё вытерпеть и собственными глазами