Задонский чудотворец в воспоминаниях келейников. Василий Чеботарев

Он имел обычай всегда во время обеденного стола слушать чтение Священного Писания Ветхого Завета; я же и читывал оное. Но при сем замечательно и то, как велика и горяча была его любовь к Богу. Он редко кушал без умилительных слез, а паче, когда читали книгу Исаии пророка. Иногда прикажет: «Паки читай сию же главу»; сам, положа ложку, начнет плакать. Но при сем же и сие замечательно, какая искренняя любовь его была и к ближним: почти всякий день, когда сядет за стол, обыкновенно говаривал: «Слава Богу; вот какая у меня хорошая пища, а собратия моя – иной, бедный, в темнице сидит, а иной нуждную пищу имеет, а иной без соли ест, – и скажет: – Но горе мне, окаянному!» В вечернее ж время Новый Завет я ж читывал, но тем бывало продолжительно, что спрашивает: «Разумеешь ли, что читаешь?» – Скажешь: «Нет, я не могу понять сего»; а он скажет: «Вот я объясню тебе». Иногда час и более объясняет.

      Ночи он имел привычку провождать без сна, а ложился на рассвете. Упражнением его были в ночное время молитвы с поклонами, но притом не хладные его молитвы были, но самые горячие, от сокрушенного сердца происходили, так что иногда и гласно вопил он: «Господи, помилуй! Господи, пощади!» И присовокуплял еще: «Кормилец, помилуй!» Сам же главою ударял об пол. Все же сие происходило в нем от великого внутреннего жара и любви к Богу. Но также в самую полночь выходил в переднюю келлию, пел тихо и умиленно псалмы святые. Замечательно[34], когда он был в мрачных мыслях, тогда пел псалом: Благо мне, яко смирил мя еси[35] и прочие. Когда же в ведренных[36] мыслях, пел псалом: Хвалите Господа с небес[37] и прочие утешительные псалмы, и всегда с умиленными слезами и сердечным воздыханием.

      После обеденного стола имел он краткое отдохновение: час, иногда и более; ставши, читал жития святых отец и прочие книги. В летнее же время прохаживался в монастырском саду и за монастырем. На случай же крайней надобности к нему он приказывал: «Когда тебе необходимая надобность ко мне, не доходя покашляй, чтобы я оглянулся». Так и делал я. Но однажды случилось, когда он был в саду, я, не подходя к нему, много кашлял, но он в таком глубокомыслии был, что ничего не чувствовал, сам же на коленях стоял лицом на восток, руки поднявши к небесам. Я подошел и сказал: «Ваше Преосвященство!» Он так испугался, даже пот пошел из него, почему и сказал мне: «Вот, сердце у меня как голубь дрожит; ведь я тебе давно говорил, чтобы, не доходя до меня, покашлял»; скажешь, что я кашлял, но «я же не слыхал», скажет.

      Никуда и никогда не ходил и не езжал он без Псалтири, но всегда при себе имел оную за пазухою, ибо оная была маленькая, а наконец[38] он ее всю и наизусть читал; ею он и благословил меня. Дорогою, куда отъезжал, он всегда читал Псалтирь, а иногда и гласно пел, и мне показывал, либо какой текст объяснит. Всякий день он к литургии ходил и сам на крилосе[39] певал, и редко когда без слез пел. И так сказать, в нем был особенный дар Божий слез, всегда два источника истекали из очей его. Редко, редко улыбнется он чему-нибудь и в ту же минуту скажет: