Лена посмеивалась над счётами, над железной печкой, которую приходил топить бобыль Тимофей. Все намёки на романтику испарились. Сейчас она боялась обсчитаться, что то пропустить, снова пересчитывала мешки, коробки, ящики. Просматривала бельё, посуду, пару стульев.
Покупатели для Лены все на одно лицо. Все скучные, не приветливые, в серых фуфайках, старых пальто, в резиновых сапогах или в валенках с калошами. На голове серые шали, шапки из кролика или овчины. Молча станут у прилавка и стоят, товар разглядывают. А ещё городские из местных придут и глядят на неё сочувственно, с высока. Вот, мол, мы из деревни убежали, а ты в городе не смогла задержаться – сюда приехала.
– Худющая, – рассуждают между собой пожилые, – такую и на ферму не поставишь, и в огород не больно пошлёшь, и на покосе от неё тоже мало толку. Деревенские жители осуждали Лену за хрупкость, малый рост, и уж, конечно, не мечтали учиться у неё уму – разуму. В деревне ценилась сила, они не любили слабых и маленьких, подозревая под ними болезнь и слабость.
– Эта, как наш Колобок, только в конторе ещё, буди, сможет работать, бумажки перебирать. Колобка, колхозного председателя, они тоже не уважали и не боялись, и всё меньше считали себя обязанными выполнять колхозную работу. Причина проскальзывала в бормотании старух, в недовольстве мужиков.
– Денег всё не дают, а когда их дадут один чёрт знает!
– К лету, может и дадут, а то вымрем, как мамонты.
– Им чо, – толкуют не весело, – им (начальству) хоть сейчас вымри, и не почешутся.
– Магазин словно в насмешку открыли, а на чо мы будем покупать? На какие шишы?
Иногда требовали показать платья. Лена с готовностью бросалась выполнять приказание, выкладывая на прилавок одно, второе, третье. Платья рассматривали, мяли в руках материю, небрежно откидывали обратно. Лена, огорчённо вздыхала, аккуратно складывала их опять, жалея больше не платья, а не состоявшихся покупателей. Их сердитые лица и печальные глаза огорчали её. Покупали иногда карамели грамм сто, печенья, крупы, сахарного песка. Покупали мало и не охотно. Лена решила проявить инициативу и сама обратила их внимание на халаты. Бабы сгрудились, потянулись тёмными шершавыми руками гладить шелковистую ткань.
– Мягкая, красивая, такую после баньки только и надевать.
– Знамо, не каждый день, а только по праздникам.
Лица их просветлели, на губах заиграла улыбка.
– Сколько стоит? – спросили с надеждой, а узнав цену, резко одёрнули руки, рассмеялись, – нам такие деньги, девка, и за год не платят.
– Это, может, только Егор возьмёт своей Анне.
Снова