– Рина, скажи… что с тобой?
– Ничего! Уходи!
– Рина…
– Уходи! Воюй со всем миром! Хоть тысячу лет! А я тут полежу… даже ждать тебя не буду.
Я выплеснула на него свою обиду и опять зажмурилась – не хочу ни видеть, ни слышать. Амир попытался погладить меня по голове, но я отвернулась и прошипела:
– Уходи.
– Рина…
– Молчи. Я тебе всё сказала, а ты можешь ничего не говорить. Ты вождь и Тёмный, ты не должен мне ничего говорить. Мужчина вообще ничего не должен говорить женщине…
Он закрыл мне рот губами, и я вынужденно замолчала, поцелуй всё-таки отвлекает от гневной речи. Амир не давал мне возможности продолжить, держал мои губы своими, а потом вообще закрыл рот своей ладонью. И я заплакала, слёзы катились и катились горячими капельками по щекам.
– Рина, я боюсь за тебя…
Я промычала гневное нечленораздельное слово.
– Собиратели неизвестные сущности… невероятные мутации человеческого организма. Их энергия отличается от всех возможных видов энергий. Никакие стены не могут остановить эту энергию. И никакая сила.
Ну, это я уже поняла, на себе почувствовала. Амир смотрел тёмной синевой и говорил жёстким тоном вождя. Мои слезки постепенно высохли, и горячая ладонь отпустила губы.
– Рина, Собиратели могут в любой момент…
– Нет, они хотят… они рассчитывают, что я сама, понимаешь, сама поделюсь с ними энергией.
– Почему сама?
– С Софией я добровольно делилась своей энергией, спасала её, вот и получается, что именно тогда и лучше всего получается… я не знаю, как правильно сказать…
Амир прижал меня к себе и горячо зашептал на ушко:
– Любимая моя, единственная, самая прекрасная в мире женщина, моя жена и моя жизнь, я не могу рисковать тобой…
– Не надо рисковать, они поняли меня, услышали… они же уступили… ушли. А теперь будут ждать, когда я их позову.
– Рина…
– Я верю им. Они дети, Амир, они на самом деле ещё дети… их никто ничему не учил… они как София и девочки. Они поэтому так чувствуют друг друга…
– А ты? Значит, и ты ребёнок?
И такая смешинка в глазах, ему понравилось такое сравнение, а что, конечно – по сравнению с ним я ребёнок. Этакое дитя человеческое в нечеловеческом мире. Так, ну и подумала, окстись, и приди в себя, тётенька, они конечно дети, а уж ты давно не маленькая девочка. Просто ума в голове маловато, вот за ребёнка и сходишь, понимаешь их, и они тебя понимают.
– Я не ребёнок… но кто-то же должен их понять, почувствовать их одиночество.
3
По негласному соглашению с Амиром я не говорила о Собирателях два дня. Во время ужина, который он принёс в будуар, а я смогла не спросить у него, куда делись Мари и Фиса, он мрачно уточнил:
– И когда ты собираешься