– У тебя такие нежные губы, что от них не оторваться! – шептал он, глядя на девушку глазами, в которых начала сгущаться смоляная темнота. – Словно я пью росу из чашечки цветка!
Она зарделась от этих слов, прильнула к Виллу еще теснее, чем повергла его в томление. Поцеловав Элизабет в последний раз, Вилл решительно отстранился и вскочил на ноги.
– Все, Лиз! Нам пора возвращаться, – сказал он, подавая ей руку.
Она переплела косу, совершенно распустившуюся под пальцами Вилла, надела чепец и оправила платье. Окинув ее взглядом, Вилл одобрительно кивнул, крепко взял за руку, и они пошли обратно к селению.
Вилл вновь погрузился в размышления, но теперь его мысли стали приходить в порядок. Он обдумывал слова, которые скажет отцу, чтобы получить прощение. Отец посылал за ним, значит, был склонен забыть ссору. Но ведь он, Вилл, отказался вернуться, в очередной раз оскорбив отца. И даже если отец не захочет простить его, сам изгонит из Веардруна, Вилл все равно должен сказать ему все, что хотел сказать, а главное – что он сожалеет о последних словах, которые швырнул отцу в лицо, прежде чем закрыть за собой дверь его покоев. Поссорившись с отцом, он упустил возможность получить право на имя и герб Рочестеров, как того хотел отец, но не сожалел об этой утрате. Зато отец убедится в его бескорыстности и отсутствии желания тягаться с Робином за наследственные права, в чем Вилла постоянно подозревали. Граф Альрик, конечно, знал, что Вилл никогда не собирался оспаривать права Робина, но все равно потребовал от него письменного отказа от прав старшего сына и принесения Робину вассальной присяги. Сейчас Вилл понимал всю разумность действий отца, но в тот злополучный день!..
Отец должен скоро вернуться из Лондона, и выезжать в Веардрун надо не позднее завтрашнего утра. Тогда он опередит отца, и у него будет день или два в запасе, чтобы наговориться с Робином. При мысли о младшем брате лицо Вилла преобразилось, осветившись очень теплой улыбкой. Вилл бесконечно любил брата, как и Робин – Вилла. А еще Вилл скучал, невыносимо скучал по ежедневным ратным занятиям, которых настойчиво требовало его тело, устав от вынужденного отдыха. Скучал и по книжным наукам, по самой библиотеке Веардруна, по возможности разговаривать с братом, переходя с одного языка на другой. Заговори он в Локсли на французском, и его бы с трудом поняли. А если сказал хотя бы фразу на валлийском, сочли бы или высокомерным, или колдуном. Что уж говорить