Элбион продолжит свой путь и от графа Альрика перейдет к его сыну. Вилл убрал меч в ножны и поднялся с колен. Вместе с Вульфгаром они перенесли тело графа Альрика к погребальному костру и уложили на самый верх. Все было готово, и Вульфгар протянул Виллу смолистую ветку, которую оставалось поджечь.
– Подожди! – сказал Вилл, не сводя глаз с отца. – Побудь поодаль. Я хочу попрощаться.
Проворный, как дикий кот, Вилл легко забрался по уступам из бревен наверх, так что ни одно бревно не покачнулось под его ногами. Вульфгар увидел, как старший сын графа Альрика опустился на колени рядом с отцом и взял его руку в свою. Уважая желание Вилла, Вульфгар ушел с опушки в лес, к лошадям, которые ворошили мерзлые прошлогодние листья, пытаясь добраться до пожухлой травы.
– Отец! – тихо произнес Вилл, не в силах оторвать взгляд от неподвижного бледного лица графа Альрика.
Он живо вспомнил тот день, когда впервые увидел его, да еще так близко – всего в двух шагах от себя. Оробев и почти онемев от восторга, он смотрел на графа Хантингтона, задрав голову, а тот улыбался и милостиво беседовал с маленьким Виллом, предвкушавшим, как он будет хвалиться перед друзьями, которые побоялись подойти к господскому дому. Но что потом сталось с графом, едва он услышал, кто мать Вилла? Еще до того как прозвучало имя Барбары Скарлет, граф рассматривал его долгим пристальным взглядом, а тут прямо-таки изменился в лице, вдруг подхватил Вилла на руки и попросил указать дом, где он живет. Лоб Вилла потеплел от воспоминания, как отцовские губы прижались к его виску, опалив жарким шепотом:
– Сын!
Он забрал Вилла в Веардрун, представил всем как своего сына. Никогда граф Альрик не отличал его от Робина, и только сейчас Вилл, терзаясь раскаянием, понял: отец делал все, чтобы он не чувствовал себя бастардом. Он подарил ему свою любовь так же, как Робину или Клэренс, а чем отплатил ему Вилл?
Вилл вспомнил свои последние слова, сказанные отцу, пока тот был жив, и глухо застонал от ярости на самого себя. «Лучше мне быть последним в Англии нищим, чем и дальше оставаться бастардом вашей светлости!» Если бы он ударил отца, то не причинил бы боли сильнее, чем этими безжалостными словами. Почему он не остановился, когда Робин во дворе Веардруна пытался удержать его? Почему не вернулся, когда отец сам посылал за ним, когда приезжал Робин, пытаясь уговорить брата поехать вместе с ним Веардрун? Поздно! Слишком поздно!
Вилл содрогнулся от глухих рыданий. Как безумный, он гладил руку отца и шептал:
– Я люблю тебя! Не было ни одного дня, когда бы я не гордился, что ты мой отец! Прости меня! Если ты сейчас слышишь меня, если твоя душа рядом, прости меня!
Но лицо графа Альрика, прекрасное и в смерти, оставалось неподвижным. Подавив рыдания, Вилл низко склонился над