А потом Давила стал загибать пальцы.
«Вы пьете спирт из вон того чайника, – сказал Давила и загнул первый палец. – Так проходит большая часть ваших комсомольских собраний. Позавчера Шурик Данилкин так надрался, что облевал, простите, красное знамя, и отстирать никак не удается, поскольку он закусывал сельдью в масле. – Давила загнул второй палец. – Кроме того, мне достоверны известны факты многочисленных половых сношений на вон том диване в углу. Могу привести поименный список совершавших половые акты, при желании – с указанием точных дат. – Давила загнул третий палец, хотя мог загнуть бы все пальцы на руках и на ногах – по количеству оных половых актов. – Две недели назад проведено распределение туристических путевок в Прибалтику. По невероятной случайности, полностью опровергающей теорию некоего Эйнштейна, восемнадцать путевок из двадцати пяти получили члены комитета комсомола и их политически подкованные подружки». – Давила пытался согнуть очередной палец, но это уже не потребовалось.
«Не выдавай нашу великую тайну!» – взмолились комсомольцы.
Информированность всегда была оружием Давилы, его щитом и мечом. Те, кто не принимал этого в расчет, рисковал остаться в дураках. В безнадежных дураках.
«Ребятки, – сказал тогда Давила, – вы что, думаете, что я против того, что вы здесь пьете, и трахаетесь, и в Прибалтику на халяву ездите, и анекдоты про Брежнева травите? Я и сам люблю все это делать. Только знаете, что действительно нечестно? То, что вы делаете вид, что вам это не нравится, и то, что вы запрещаете делать это нам, простым смертным, именем какого-то там кодекса строителей коммунизма. У меня есть деловое предложение: у вас – своя свадьба, у меня – своя. О'кей?»
Илью Жукова больше не трогали. Видные представители университетского комсомола делали вид, что Жукова не существует в природе. Они боялись его.
Таков был Илюха Жуков на младших курсах. И совсем уже другим – к окончанию Университета. У него и вправду была своя свадьба. Он рос, последовательно развивая собственные принципы. В свое понятие о честности он вкладывал порядок, целесообразность для общества, желание сделать так, чтобы стало лучше всем – а не только тем, кто обладает быстрейшей реакцией в хапании кусков. Давила сам умел хапать лучше и талантливее всех. И всегда делился с другими.
Он не был Робином Гудом. Просто ему неинтересно было создавать маленький благополучный микрокосм. Он стремился к большому благополучному макрокосму, в центре которого, конечно, стоял он – благодетель и носитель справедливости.
Делал ли когда-нибудь Давила что-то для себя лично? Краев попытался вспомнить. Нет. Для себя лично – нет. Давила был идеальным орудием общественного порядка и целесообразности, солдатом порядка. Он без труда анализировал любую ситуацию и расставлял