Приключение русских в Иностранном легионе. Андрэ Львов

наличие сбитых ветром плодов. К тому же павшие яблоки оказались более зрелыми, чем те, что остались висеть на ветках дерева. Стоило ему собрать какую – то несчастную дюжину фруктов, как за его спиной раздалось, как в кино: «Хёндэ Хох!» Стоя на четвереньках и медленно подняв голову, он узрел реальное дуло австрийского карабина, смотревшего на него своим черным, не мигающим взглядом. Далее последовала команда, известная ещё с уроков немецкого языка: «Ауф штейн!», т. е. «встать!». Далее местный холёный, средней упитанности, бюргер, угрожая огнестрельным оружием, потребовал, что-то от нашего героя, похожего на узника местного концлагеря «Дахау». И указывая стволом, путь в сторону ухоженного хутора, добавил «Шнель». На что альпийский пленник невольно сквозь зубы процедил: «Русские не сдаются!» Это произвело на бюргера странное впечатление, и он опустил дуло карабина, и улыбнувшись, более загадочно, чем сама Джоконда, произнёс: «ТоварЫщ!» Конечно, хотелось ему сказать: «Тамбовский волк тебе товарищ», но узник промолчал, чтобы не провоцировать широко улыбающегося конвоира на международный скандал. Внезапно бюргер хлопнул своего пленника по плечу, как старого знакомого, и почти без акцента произнёс: «Кушать хочешь?» Во дворе, покрытом мелкой щебёнкой для узника накрыли стол, за которым присел какой – то дед возрастом в сто лет, опрятно одетый и до синевы выбритый.

      Австрийский дед вдруг заговорил со своим гостем на русском языке почти, как тот эстонец: «Садись товарЫщ, будем кушать!» Всякого можно было ожидать от этих австрийцев, но только не этого. Честно сказать, обед был довольно скудный – жиденький протёртый супчик, картофель, мелко нарезанная квашеная капуста, похожая на рисовую лапшу и крохотный кусочек свинины. Благо, что хлеба было вдоволь – целый австрийский каравай, словно из русской печки. Дед стал обращаться к своему гостю на русском, представившись майором Вермахта, которому посчастливилось выжить, попав в плен под Сталинградом и провести пятнадцать лет в советском концлагере, где-то под Воркутой. Всё как бы стало на свои места, и вот уже можно было понять причину такой любви, этих австрияков, к великому и могучему языку, на котором разговаривал сам Ленин! Видимо вдоволь наговорившись, дед потребовал от толстой рыжей австриячки, что находилась неподалёку, пива. Борис, не задумываясь, проглотил содержимое красивой глиняной кружки, потребовав: «Ещё!» И судя по тому, как быстро принесли ему две кружки, покрытые пеной, было ясно, что после пятнадцати лет проведённых под Воркутой, этот дед привил своим домочадцам любовь, не только к русскому языку, но и к сталинскому порядку. Вдогонку им принесли пару тёмных бутылочек с названием «Бьер» и, чисто логическим путём, наш путник пришёл к умозаключению, что доброе пиво на разлив уже кончилось и им придётся догоняться этим консервированным. Отбросив в разговоре своё тяжёлое историческое прошлое дед, будучи в хорошем расположении духа, заговорил о политике, сообщив своему собеседнику, что: «Горби-гуд!» На что его русский