Немного погодя Филипп достал из кармана записку, найденную вместе с ключом, и начал ее перечитывать: «…в железном ларце в буфете подальше от окна…» Так. Взяв со стола связку ключей, он пошел к буфету, подобрал нужный ключ, открыл деревянные дверцы, увидел железный ларец и отпер его другим ключом. Глазам юноши явилось настоящее богатство – до десяти тысяч гильдеров в маленьких желтеньких мешочках. «Матушка страдалица! – пожалел он. – Страшный сон довел тебя до нужды, почти до нищеты, когда в твоем распоряжении имелось целое состояние!» Филипп положил все желтые мешочки на место и запер ларец и буфет, взяв на свои неотложные нужды несколько золотых монет из одного полупустого мешочка. Его внимание привлекла верхняя часть буфета, которую он открыл опять же с помощью одного из ключей на связке: фарфор, серебряные сосуды, чаши и кубки – все высокой стоимости. Полюбовавшись посудой, юноша замкнул дверцы буфета и бросил ключи на стол.
Неожиданное богатство укрепило его в убеждении, что никакого рокового пришествия отца, равно как и проклятия, в сущности не было. Это успокоило Филиппа, настроение его улучшилось, и, опустившись на кушетку, он стал думать не о мистических явлениях, а о вполне земных радостях, а именно о прелестном видении в окне дома мингера Путса. Помимо его воли воображение рисовало ему чудесные воздушные замки и картины полнейшего блаженства. Так он просидел часа два, потом его мысли вернулись к бедной матери и ее тяжелой кончине.
– Милая добрая матушка! – вслух сказал он, приподнимаясь с кушетки. – Здесь ты сидела утомленная долгим бдением над моей постелькой, измученная тревогой за своего любимого супруга и моего ушедшего в море отца, которому в бурную ночь грозили тысячи опасностей. Воспаленное воображение вызывало в твоей душе нехорошие предчувствия, а страшный сон породил в твоем сознании картину кошмара. Без сомнения, я прав. Вот и вышивка твоя лежит на полу на том месте, где она выпала из твоих обессилевших во время сна рук, и, быть может, в эту минуту погибло счастье всей твоей жизни! Бедная моя! – Филипп смахнул слезу со щеки и нагнулся, чтобы поднять кусочек кисеи, по которой вышивала мать. – Как много ты вынесла! Боже правый! – Вдруг он прервал восклицание и отпрянул с кусочком ткани в руке. – Да вот оно это письмо! – едва договорил он, и его словно обожгло огнем.
На полу под лоскутком вышивки лежало то самое письмо капитана Вандердеккена. Если бы Филипп сразу нашел его на столе, как ожидал, то, вероятно, взял бы его в руки сравнительно спокойно. Но теперь, когда юноша успел убедить себя, что ничего подобного не было, что все это – плод болезненного воображения матери, что его ждет близкое благополучие, это оказалось для него страшным ударом. Молодой человек замер на месте не в силах прийти в себя от ужаса и недоумения. Все его воздушные замки рухнули, и по мере того, как он пытался стряхнуть с себя оцепенение, душа его наполнялась