Ужасно, что в лечении ПК ничего не меняется. Нет даже проблеска надежды. Никаких новых лекарств. Тебе твердят одно и то же: «Держитесь подальше от солнечных лучей, пока болезнь вас не доконает». Я заложница своего дурацкого генетического кода.
– Кэти, обещай мне не сдаваться, – произносит папа дрогнувшим голосом.
Я поднимаю глаза и вижу, с каким трудом он сохраняет самообладание. А мне бы хотелось поговорить о том, сколько мне осталось по статистике и чего я могу достичь за это время. По-моему, стоило бы сосредоточиться на качестве жизни, раз уж количество, то есть продолжительность, от нас с папой не зависит. Но папа, видимо, не готов к такому разговору.
Я тоже рада бы об этом не думать. О дате окончания моего срока годности. О том, каково это – умирать. И все-таки иногда я думаю. Темной-темной ночью, когда все, кроме меня, давно спят. Неужели после смерти меня ждут такая же темнота и такое же одиночество? Очень надеюсь, что нет. Это было бы слишком жестоко по отношению ко мне – заставить меня жить прежней жизнью, только в вечности.
Через силу улыбнувшись, я заявляю:
– Ты знаешь, что я не сдамся. Мы же борцы. Никуда я от тебя не денусь.
Отец пытается ответить на мою улыбку, но лицо у него по-прежнему бледное.
– Да ладно тебе, – прибавляю я. – Мое общество тебе еще надоест, ты не сможешь от меня избавиться.
– Хорошо. Потому что этого я, наверное, не переживу.
В папином ответе прозвучала та честность, которой я ждала. И мне, и ему она причинила нестерпимую душевную боль.
Пока я борюсь с собой, чтобы не разрыдаться, приходит эсэмэска от Морган: «Блокнот у меня, но надо бежать на работу. Оставила в кассе». Я вздыхаю. Как это похоже на мою подругу – не довести дело до конца! По моей теории, пока не подтвержденной, у нее запущенный синдром дефицита внимания при гиперактивности. Эта девчонка никогда не сидит на месте (плюхнется на стул перед моим рабочим столом – и крутится, и крутится), тем не менее умудряется везде опаздывать. Сама Морган со мной категорически не согласна. Говорит, что она просто суперэнергична и пытается провернуть за день целую кучу дел, а сутки слишком коротки. Мы давно бросили спорить об этом, поскольку понимаем, что к единому мнению все равно не придем.
А вообще я довольна: тексты всех песен, которые я написала за свою жизнь, не потеряны. И как бы я ни ворчала из-за того, что придется опять топать на станцию, в этом тоже есть свой плюс. Мне не помешает прогуляться, проветрить голову. Свежий воздух лечит почти все. Он прогонит мысли о том, какое горе переживает из-за меня отец, и о том, как я облажалась при встрече с парнем своей мечты.
Я надеваю джемпер с эмблемой уже не существующего баскетбольного клуба «Сиэтл суперсоникс», фанатом которого папа когда-то был, натягиваю старенькие джинсы и зашнуровываю черные кеды. Спускаюсь. Папа одновременно работает за ноутбуком (должно быть, проставляет оценки за последнее задание, которое дал своим ученикам), смотрит по телевизору бейсбольный матч, покрикивает на игроков и уплетает сэндвич с трехдюймовым