– С усами, да еще с какими! Зависть всей афганской армии…
– Вот что верно, то верно. Но это уже не усы, а так, пародия! Были когда-то… – не понял шутки комбат и искренне загрустил: – Никифор, ты помнишь, какие у меня они были прошлым летом и осенью? – Я подумал и кивнул. – Так вот, мою красоту и гордость, каждый ус по семнадцать сантиметров, при вступлении в должность комбата заставили обрезать!
– А вы их что, измеряли линейкой? – улыбнулся я ехидно.
– Тьфу ты! – сплюнул комбат презрительно. – Я ему о серьезном деле, о своей беде и печали! А он шуточки шутит! Да, измерял! Представь себе! Хотел до двадцати вырастить. Сорвали мой эксперимент. Афганцы-то как уважительно всегда разговаривали, восхищались! И что? Начпо твой любимый, Севостьянов, на заседании аттестационной комиссии заявляет: «Подорожник – хороший начальник штаба и неплохо исполняет обязанности комбата. Но доверить батальон офицеру с такими шутовскими усами мы не можем!» Шутовскими! Это же надо было так сказать! Я ваше политплемя после такого окончательно перестал уважать. Подводя итоги собеседования, командир дивизии нахмурился и промолвил, что собственных возражений у него против моих усов нет, но мнения Севостьянова не учесть он не может. Дали мне времени два дня на обдумывание. Выпил я два стакана водки и сказал «стюардессе»: «Режь!» Половины усов как будто и не бывало. Остались жалкие обрезки былой гордости! Пожертвовал ради должности! – Подорожник тяжело вздохнул и, расстроившись, закурил.
Мы с Артюхиным переглянулись, но промолчали. Василий Иванович, нервно притоптывая носком туфли по асфальту, выкурил сигарету и произнес, примиряясь с неизбежным:
– Так тому и быть! Ладно, Ростовцев, тебя я знаю как облупленного, со всех сторон. А кого еще пришлют – неизвестно. Одно условие: сбрей свою гадкую растительность под носом. Не даны природой усы и не пытайся вырастить. Борода у тебя бывает неплохая, подходящая. Но эти волосенки – просто гадость, пародия! Удали и приступай к обязанностям. Принимай дела и должность!
Что ж, действительно, раз мои попытки взрастить более или менее приличное над верхней губой не удались, значит, я без малейшего сожаления могу сбрить свои усы. Вопрос далеко не принципиальный. Принципиально другое: как вести себя с друзьями-приятелями?
Разглядывая себя в зеркале, я намылил помазок, провел им по щекам, подбородку и начал мужественно снимать растительность с лица.
В душевую, напевая украинскую песню, вошел погрузневший в последние месяцы Мелещенко. Жирок несколькими складками свисал по бокам, а животик слегка оттопыривался, будто на пятом месяце беременности.
– О! Никифор! Избавляешься от мужской гордости? – ухмыльнулся он, намекая на предстоящую потерю усов.
– Чего не сделаешь ради должности замкомбата! Выполняю главное условие для продвижения по служебной лестнице.
– Хм! Я бы не только усы сбрил, но и что-нибудь кому-нибудь лизнул, – вздохнул Микола.
– Лизни мне, и я уступлю должность замполита