Вирджиния весело рассмеялась.
А мистер Гибсон, наоборот, помрачнел. Проклятье, подумал он, а вслух добавил:
– Я, наверное, болел. Это правильное определение моего состояния.
– Видите, мы совсем ничего не знаем, – обрадовалась Вирджиния.
– Ничего не знаем, – подхватила Розмари.
– Человек начинает понимать, насколько необразован, когда приступает к изучению медицины или другой науки. – Медсестра думала, что ее слова доставляют Гибсону удовольствие.
– Где жизнь, там надежда. Вы это хотели сказать? – Пол решил, что уловил ее мысль.
Девушка нахмурилась. Ее миленький подбородок почти касался спинки переднего сиденья. Она повернулась назад, чтобы разговаривать с остальными.
– Я хотела сказать, что можно открыть чертовски много нового. Но мы мало знаем, как это сделать. Следите за моей мыслью, мистер Гибсон? Есть люди, которые постоянно ищут пути, как бы помочь другим. И они их находят. Я сама была свидетелем. Никому не ведомо, что нас ждет завтра утром. Вы должны были попросить о помощи.
– Я тоже, – произнесла Розмари.
Мистер Гибсон промолчал. Голова была занята обдумыванием странной вещи, которая с трудом сочеталась с принципом рока. И в этом была ее странность. Допустим, индивид впал в депрессию вследствие своей внутренней химической организации. Назовем ее механизмом. Но даже при этом он еще не обречен, если его друзья, открытые всему новому, найдут способы ему помочь. И в этом заключалась странность – слабина в мощной, зубатой пасти судьбы.
– Забавно, – проговорил он.
Никто его не спросил, что ему показалось забавным, а он не стал объяснять. Машина вкатила на улицу с трехрядным движением, и пассажиры притихли.
Первым нарушил тишину Пол:
– Мне надо было позвонить домой – выяснить, вернулась ли Джини. И в порядке ли мама.
– Уже, наверное, около четырех часов, – предположила Розмари. – Этель, вероятно, дома. – Она резко, почти заносчиво вскинула голову.
Этель! Гибсон был поражен. Что скажет Этель? Он представить не мог. Все, что происходило в тот день с одиннадцати часов, будет неподвластно ее пониманию.
– А я не думаю, что он был болен, – пробормотал водитель автобуса. – Видимо, испытал потрясение.
Вирджиния склонила голову и уважительно посмотрела на него.
– До самых основ, – продолжал Ли Коффи.
– Его же все любили, – возразила Розмари и, словно в отчаянной молитве, сложила ладони.
– Все о нем только и думали! – У Пола был такой вид, словно Гибсон его непростительно обидел.
– Все? – задумчиво переспросил водитель автобуса. – Значит, конфетки обещать не будем.
– Конфетки? – удивилась медсестра.
– У него было что-то еще на уме, а не только недостаток братской любви ближнего. А теперь смотрите, моя милая, – сказал он своей блондинке, –