В это утро он проснулся рано от беспричинного чувства тревоги, смутного ощущения опасности что ли. Походив по усадьбе и убедившись, что в хозяйстве все в порядке, понял, что его беспокойство шло изнутри, из глубины сознания.
Предчувствие скверного отравляло душу. Тем не менее, Тарас натянул на плечи зеленый коробившийся плащ, подхватил, отполированное до чёрного блеска коромысло, ведра и пошел печатать новыми кирзовыми сапогами следы на пыльной тропке. По пути встретил сторожа колхозной заправки Волнухина с вздувшейся щекой, повязанной жениным красным платком, остановился:
– С какого фронта топаешь, Митрич?
– С дежурства. Вторые сутки зубами мучаюсь. Флюс.
– Флюс – пустяковое дело, переболится.
Со сторожем Волнухиным у Тараса были непростые отношения. Иногда ему казалось, что злее человека, чем Андрей Дмитрич, трудно отыскать на белом свете. Иногда Волнухи производил такое сердечное впечатление, что хотелось общаться с ним, не расставаясь..
– А все ли у тебя ладно?
– Всё в порядке, – ответил Тарас, поднимая коромысло на плечо.
– А чего не спится?
– Старуха не даёт.
– Понятно. По воду значит? – Волнухин выплюнул недокуренную папиросу, наступил на неё носком сапога, взглянул исподлобья, поморщился от неуёмной боли.
– Слыхал сегодня?
– Чего слыхал? – насторожился Тарас. – Может беда какая?
– Беда тут известная, – ответил сторож. – Кто-то ночью в дом залез, а там как затрубит.
– А ты как узнал? С того берега-то?
Ничего не ответив, Волнухин повернулся к заброшенному дому и поманил за собой Согрина.
Тот взволновался:
– Сейчас пойдем? Или погодим?
Шагая за спиной Волнухина, Тарас спросил:
– Так ты все дружка своего караулишь? И днем, стало быть, и ночью.
– А как же, – ответил сторож. – Приходится вроде как в прятки с ним играть. Однако он увертливее оказался, чем я полагал.
– А пойдем, поищем этого твоего крестничка, хоть весь дом перевернем, – предложил Тарас. – Нам-то с тобой все равно времени не занимать, а если изловим этого гада, будет что людям рассказать.
– Ты чегой-то такой отчаянный стал? – покосился Волнухин и покачал головой. – Странно.
– Дак ведь соседи ж. По ночам я частенько оттуда разные звуки слышу.
Наискось тропинкой пересекли огород, заросший лопухами и крапивой. У колодца Тарас оставил ведра, и вместе с задов подошли к подворью.
Когда-то здесь были овин и омет – сараи для соломы и мякины. Теперь ничего этого не было, осталась только обвалившаяся яма, заросшая чуть ли не в рост человека репейником и крапивой, да кое-где торчали замшелые столбы.
И во дворе их взору предстали явные приметы запущенности – черные проемы окон без рам, лишь одно скалилось разбитыми стеклами. Калитки не было.