Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любовь к французской бабушке
Я так прикидываю, что не новость счас скажу. В том смысле, что телефон звонит, как правило, тогда, когда он и на хрен не нужен. Тем паче – в те времена благословенные, когда мобилок не было, и длинный шнур достать все никак руки не доходили. И приходилось вставать и физдюхать в коридор на призывныя, мля, пронзительныя трели.
Вот и в тот недобрый раз. Лежал я в люле, не шалил, никого не трогал. В башке была только одна мечта-идея – чтобы меня никто не трогал. Потому, как Его величество Похмельный синдром в очередной раз мне конкретно доказывал – чем было лучше вчера, тем хреновее будет завтра. (Хреновее – термин слабоватый, однако…)
Кароче. Зазвонил этот пидорас. В смысле, телефон. Печальная история. Надо ить откликаться. Я же свой номер давал только хорошим людям. А они обычно просто так не звонили – только по солидным причинам. Ну, там… выпить позвать. Или… побухать пригласить.
В общем, сначала я крутанулся в люльке и упал на пол. Синдром с перепугу притих. На четвертеньках добрел я до коридора, сел на пол спиной к стене и снял трубку.
Оказалось, потревожила меня старая знакомая Елена Борисовна. Красивая дама постарше чуток меня. Работала она не помню где, в общем, с интуристами что-то такое связано. У нас с ней было… вначале. Но без продолжения – женщина она была прагматичная, и сразу сказала мне, что я для нее – бесперспективный. Но как-то получилось, что Ленка перешла в статус боевых подруг. Да и хрен с ней.
Голос у нее был очень приятный, особенно когда она смеялась. Меццо-сопрано пополам с контральтой. Но почему-то матом ругалась всегда пропито-прокуренным баритоном. Мнэ-э… О чем это я? Ах, да…
Ленка с места в карьер растарахтелась своей контральтой. Я ее не слушал, пару минут набирался сил, а потом прохрипел в трубку: «А иди ты… в жопу». Девочка она была умная, сказала: «Суду все ясно. Сейчас приеду, открой».
И правда приехала. И не с пустыми руками. Через где-то минут сорок я стал способен воспринимать адекватно поступающую извне информацию.
В общем, собралася Ленка в очередной раз бракосочетаться. Нынешний кандидат-избранник оказался натуральным французом родом аж из самого Парижу. И звали его – Ив.
Я разинул пасть и запел: «И-и-ивушка зяле-е-еная…» Ленка заткнула меня подушкой и баритоном сказала: «Убью, сссука! Я же к тебе за помощью!» Ну, у меня сработал рефлекс и я стал действительно слушать.
И наслушался, конечно, полной хрени. Жених-лягушатник собрался со своими родственниками нанести невесте официальный визит. Поэтому, по словам Ленки, кабаки-рестораны исключались. Ей надо было показать свою домовитость и неодолимую склонность к семейному уюту. И она, хрен ее знает почему, решила, что из ее корефанов только я смогу организовать такой стол, который будет сочетать в себе элементы аристократизьму и чисто русские национальные мотивы.
Выслушав всю эту ахинею, я с удовольствием поржал, почесал у себя все, куда руки дотягивались, и мотнул башкой: «А я тогда хлебнул кваску и сказал: «Согласный».
Нда. Уж. Два дня я жил у Ленки. Поднял все свои старые связи. Пришлось у соседей арендовать еще один холодильник. Насчет финансов Ленка дала мне карт-бланш, поэтому… Международных деликатесов было полно. Из кавказского ресторана я приволок маринованное мясо, все, что к нему полагается по уму, и мангал, который впехерил на балкон. Из не скажу какого кабака привезли стюдень, блины с икрой и холодного поросенка с запасом хрена. Ну, счас я уже и не вспомню все меню. До хрена, короче, всего было. Напитков тоже я набрал – типа, Политбюро собрался упоить.
Думаю, можно не упоминать о том, что сам я постоянно подстегивался и вдохновлялся… из запасов.
Ну, я вам скажу. Банкет получился – только кино сымать. Гостей было пятеро – жених Ив, его дядя Шарль, две какие-то тихие тетки и мадам хрен поймешь, какого возраста.
Ну, приехала делегация. Я был весь из себя гордый и пьяный – Ленка меня всего обцеловала за ту тяжелую гастрономическую артиллерию, которую я приготовил. Для начала французы остолбенели при виде стола. Там действительно жратвы было человек на полсотни.
Ну, а потом события стали потихоньку развиваться. Дядя Шарль отдувался за всех, помню. Жрал – как из голодного края приехал. Теток вообще не припоминаю. Ленка с Ивом все время пропадали куда-то. А у меня, по ходу, малость перемкнуло в башке, и я стал бабульку охмурять. На лирику, мля, тоже потянуло. Маленькая, худенькая, смешливая красавица. Глянешь – да ей лет шестьдесят, как минимум. Тяпнешь стаканище – да ну, от силы тридцатник. Как бабулю звали – не помню. Зато помню, что она все смеялась над моим охмурежем, когда я орал: «Мадам! Же не манж па сис жур, едрена шишка!» В пределах, тэкс-скэть, гимназического курса. А вот когда я начал ее руками хватать… Уж очень тонкия у аристократок организмы. Я ж в молодости как считал – чем крепше обоймешь, тем понятнее, что я настоящий мужчина, и страсть во мне вулканицки бурлит. Начала бабулька франсе от меня бегать по кваритре.