Обеих исполняющих обязанности вызвали первыми и надолго не задержали. Они вышли из кабинета довольные, кивнули мне на прощание и, не пожелав удачи, удалились.
– Заходите, – сказала секретарша, показывая на обитую коричневой кожей дверь, – Галина Семеновна ждет.
Я громко выдохнул и шагнул в кабинет.
За столом, массивным, обшитым, точно в биллиардной, зеленым сукном, восседала Галина Семеновна Пархоменко. Она в упор уставилась на меня, и острый взгляд ее напоминал иглу, которой прикалывают кузнечиков к картонке гербария, чтобы рассмотреть повнимательнее.
Заведующая РОНО, притулившаяся на краешке стула, открыла папку и принялась зачитывать характеристику.
– К чему борода? – перебила ее Галина Семеновна. – Верующий или как?
На мгновение в кабинете наступила тишина. Из-за неплотно прикрытой двери слышался стрекот пишущей машинки и скрежет передвигаемой после каждой строки каретки.
– Понимаете, – откликнулась заведующая РОНО, – он серьезно занимается журналистикой и…
– Значит, ненадолго к нам, – опять перебила Галина Семеновна.
– Почему же, – вмешался я. – У меня есть идеи, на воплощение которых потребуются годы.
– Идеи? – Галина Семеновна подозрительно изучала мою бороду. – Был тут один с идеями и… бородой.
Заведующая РОНО тяжело вздохнула.
Речь шла об историке, моем, кстати, приятеле, которого, став директором, я бы обязательно перетянул к себе в школу. Он был отменным специалистом, однако, придя к Богу, публично усомнился в абсолютности дарвиновской теории эволюции. Скандал для нашего города поднялся невероятный.
– Так что с бородой? – вернулась к прежнему вопросу Галина Семеновна.
Я невольно поднял руку и провел ладонью по жестким волоскам на щеках и подбородке. Потом бросил длинный взгляд поверх прически-раковины второго секретаря на стену.
Оттуда на меня глядели бородачи Маркс, Энгельс и Ленин. Глядели по-разному, но все пытливо и неотрывно.
Маркс, насупивший брови, однозначно сердился. Может, голова у него гудела после загула, а, может, узнал, что Дженни, верная жена, беременна пятым ребенком, и весь его табор теперь никак не поместится в двухкомнатной квартирушке на Дин-стрит. Впрочем, он мог расстроиться из-за паршивки Элен Дермут. Совсем ведь еще девчонка несовершеннолетняя, а оставить под порогом новорожденного ума хватило. Элен, Элен… Хорошо, есть Фридрих, который все проблемы мог уладить.
– Вы понимаете, – Галина Семеновна терзала взглядом мою бороду, – что директор – это рупор партии в школе?
– Понимаю, – кивнул я и украдкой посмотрел на Энгельса.
В отличие от Марксовой, его борода была аккуратно пострижена и манишкой уложена на груди, волосок к волоску. Смотрел он внимательно,