Все это, казалось бы, должно было тормозить ход выкупной операции. На самом же деле ситуация развивалась совершенно иначе.
В «Положениях о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости» было сказано, что выкуп наделов со стороны бывших крепостных осуществляется с согласия помещиков (то есть по взаимной договоренности), кроме случаев, когда это касается непосредственно земли под их домом. А вот помещик уже мог со своей стороны потребовать выкупа. В этом случае выкупная операция становилась для крестьян обязательной[206]. Схема эта была разработана, чтобы защитить интересы поместных дворян, которые, как уже упоминалось, в случае полного и безоговорочного освобождения крестьян просто лишались бы в своих имениях рабочей силы. Но помещики увидели выгоду в другом.
Как сообщали еще дореволюционные источники, «ко времени крестьянской реформы в государственных кредитных установлениях состояло в залоге 44 166 имений, на которых числилось долгу 425 503 061 р.»[207]. Выкупной платеж, который выплачивался целиком и сразу, оказался отличным подспорьем для изрядно задолжавших казне дворян. «С 1861 г. выкупная операция представляла единственный изобильный источник удовлетворения потребности помещиков в капитале», – писали дореволюционные историки[208].
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона приводит такие данные: «По 1-е января 1877 г. в 39 губерниях, состоящих на общем положении, число утвержденных В(ыкупных) сделок было 61 784; из них состоялось по соглашению с помещиком 21 598 (35 %) и по одностороннему требованию помещиков 40 186 (65 %). Таким образом, число сделок по требованию помещиков почти вдвое превышает число сделок по обоюдному соглашению»[209].
При этом авторы уважаемой энциклопедии честно констатируют «несоразмерность выкупных платежей за землю с ее ценностью и доходностью», что «вело за собой накопление недоимок и расстройство крестьянского хозяйства», только за первые 20 лет недоимки составили 16–17 млн руб. крестьянских платежей[210].
Вывод печален: крестьян вынуждали идти на выкупную операцию, хотя даже современники констатировали «несоответствие В(ыкупных) платежей действительной ценности и доходности крестьянских наделов»[211]. Все это означало, что, получив личную свободу, деревенские жители столкнулись не просто с отрезами земли, но и оказались в долговременной ссудной кабале. Причем без шансов рассчитаться с долгами собственным трудом на своем изрядно «похудевшем» наделе.
На рубеже XIX–XX веков на положении крестьян сказался демографический всплеск. Существенный рост населения страны катастрофически сократил размер среднего крестьянского надела (ведь с ростом населения никто изначально переданную в пользование хозяйствам землю не прирезал). «Размер среднего надела на мужскую душу с 4,8 десятин в 1861 уменьшился к 1900 до 2,6 десятин». Причем «вследствие малоземелья крестьянские земли