Павел всех их узнавал, перед всеми бодро вскакивал и вытягивался в струнку. Ежов, еще в 37-м, в апреле, с неудовольствием, снизу вверх, со своего карликового роста, воззрился на высокого Павла, и тот разом, всем телом, вспотел от страха. Таких гостей, разумеется, не обыскивали, не беспокоили. Буденного, несмотря на его амбиции и честолюбивые обиды, за важное действующее лицо в стране никто из высших чиновников по-прежнему не держал (миф и только миф, нужный для дела!). К нему, как уже говорилось, обыкновенно приезжали такие персоны лишь в обязательные по чину короткие гости (за исключением тех тайных переговоров, которые вели Вышинский или Берия с Ежовым), либо чаще всего как ходят к памятнику, с той лишь разницей, что памятник этот одушевлен и даже забавно эпатажен. К тому же, он, на их взгляд, комично был окружен шашками, револьверами, маузерами, звоном шпор и старых наград.
Основные приезды гостей случались на государственные праздники и, конечно же, на главный из них, по мнению самого Семена Михайловича, на его день рождения. Причем, праздновал он этот великий день обычно дважды в апреле – сначала по новому стилю – 13 апреля, а затем – по старому, 25 апреля.
13 апреля тридцать девятого года к нему по обыкновению приехали высокие гости, которые тут же заполнили приемную и один за другим ввалились в его обширный кабинет, увешанный кавалерийским оружием до самого потолка и щедро уставленный выпивкой да закусками. Обслуживали специальные, проверенные заранее особой чекистской службой официанты из «Метрополя». Вот их, официантов, и весь их хитрый, порой даже непонятный скарб Павел, потея и волнуясь, осмотрел и прощупал – все, до последней вилки, до каких-то щипчиков и ложечек с прихватами, с ситечками и крючками. Даже салфетки все развернул у себя на столе и повертел, помял в руках, чтобы ничего не попало в швы и между ними. Металлические предметы, а их было большинство, решительно отложил в сторону и вернул лишь под наблюдение троих угрюмых чекистов, приставленных к официантам.
Нарезку закусок производили в отсутствие маршала в специальной комнате для банкетов под неусыпным оком того же Тарасова. С кухонными ножами посторонние в кабинет маршала зайти не могли даже в сопровождении охраны, несмотря на то, что шашки, сабли, пики, шпаги, кинжалы и даже средневековые стилеты висели на всех его стенах и лежали на всех полках, загораживая обязательные собрания сочинений великих живых и умерших коммунистических классиков. Рукавишников и Пантелеймонов в это время строго фильтровали незнакомых людей и иную обслугу в приемной маршала.
Когда стали съезжаться большие гости, Павла выставили на пост с ружьем у тумбочки, перед двойной дверью в приемную. Недалеко от него постепенно сосредотачивались охранники (в основном, в штатском) всех приехавших с поздравлениями