А в это время в спальне на неубранной постели сидит Анна Николаевна и думает свою невесёлую думу. Мысли вереницей проходят в печально склонённой голове. Вспомнилась её девичья жизнь в доме родителей, жизнь безбедная, беззаботная, годы учения, подруги по гимназии; вот и желанные шестнадцать лет – она уже взрослая барышня. Каким ясным, заманчивым казалось ей будущее. Сердце радостно билось и рвалось навстречу этому неизвестному, но милому будущему.
Семнадцати лет она страстно влюбилась и вышла замуж за молодого вдовца. Муж её любил и баловал. Ничто, казалось бы, не должно было омрачать счастливых дней новобрачных; но, однако, у семейного очага их нередко происходили горячие вспышки, а порою и продолжительные ссоры. Анна Николаевна, безумно любившая своего мужа, не могла примириться с мыслью, что другая женщина была ещё так недавно близка и дорога её мужу. Что эта женщина оставила, как залог своей любви, годовалого ребёнка, которого отец обожал. Этот ребёнок, этот капризный, некрасивый и вечно пасмурный ребёнок, Ваня, кидавший на неё исподлобья злобные взгляды и отвечавший на каждую ласку отца самой горячей порывистой лаской, казалось ей, отнимал от неё сердце её мужа. Этот ребёнок и был всегда причиной разлада в их жизни. Она возненавидела его и с трудом сдерживала в себе это неприязненное чувство. И теперь вот, сидя на кровати, вспоминая свою прошлую жизнь, она ни на секунду не задумывалась над своим несправедливым недружелюбным отношением к пасынку. Она думала только о своих детях, о грозившей им бедности. Она находила, что судьба несправедлива и к ней. «Вот до чего я дожила, – думалось ей, – до того, что сижу одинокая, всеми забытая. Дочь Людмила ещё слишком молода, слишком эгоистична для того, чтобы понять всю тоску разбитого сердца, все заботы и огорчения матери-семья-нинки, оставленной на тяжёлом жизненном пути без средств к жизни, без подготовки к самостоятельному труду». И вспомнилось ей, как много лет тому назад молодая, цветущая, окружённая богатством, нежной заботливостью мужа и толпою поклонников, она проповедовала идею равенства, она страстно увлеклась этой идеей и тоном непоколебимого убеждения утверждала, что давно прошло то деспотическое время, когда жена зависела от мужа, что теперь жена – такой же равноправный член семьи, как и муж, и что даже жена и мать гораздо больше значат в семье, чем муж. Вспомнила Анна Николаевна своё молодое самомнение и горько улыбнулась. «Да, – прошептала она, – равноправность моя осталась, а всё остальное… остальное в могиле». Анна Николаевна, несмотря на свои тридцать пять лет и красивую ещё наружность,